Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я видел, как двое байкеров въехали на ее территорию. Может, это все моя мнительность, но мне кажется, с ней тоже не все чисто.
Тут Берглунд еще раз предложил мне кофе, и я опять отказался.
– А что у вас за каналы? – спросил я. – Кто-то в муниципалитете?
– Этого я не говорил, – улыбнулся Берглунд.
Я улыбнулся тоже.
Некоторое время мы сидели молча.
Мне казалось, бывший редактор размышляет о том, до какой степени мне стоит доверять.
– Отсюда видно корабли? – наконец спросил я.
– В заливе, вы имеете в виду?
– Да.
– Видно с балкона.
– Когда-то вы публиковали списки всех судов, что входили в залив. Живи я здесь, целыми днями стоял бы на балконе с биноклем. Говорят, в Англии есть люди, которые специально сидят на вокзалах и записывают все поезда, что приходят и отправляются. А я бы отслеживал корабли.
* * *
Вот уже два года, как они зарегистрировались в Монако.
Они и раньше время от времени жили за границей, но потом возникла необходимость официальной регистрации в другой стране. Монако подходило идеально.
Это чрезвычайно выгодно в финансовом плане, как объяснял ее муж.
Она ничего не имела против, пока за ними сохранялась квартира в Стокгольме.
Прошлым летом он обзавелся личной охраной.
Кочка, похоже, неважно себя чувствовал в последнее время. Он носил солнечные очки даже в ненастную погоду и при встрече никогда не поднимал на нее глаз.
Все пытался спрятать от нее красный шрам, который шел через его левую щеку почти до выбритого виска. Она догадывалась, где и при каких обстоятельствах он его получил. Но никогда не спрашивала его об этом, это ее совершенно не интересовало.
А вот Лади ей нравился. Этот одевался просто и со вкусом: обычные брюки, иногда классические джинсы, куртка из тонкой кожи или пиджак. Он уважал хозяйку и всегда называл ее «миссис».
Собственно, его имя было Владимир, но все называли его Лади. Большой и сильный, в свое время он, наверное, немало времени потратил на тренировки. Иногда его взгляд темнел, и тогда он выглядел действительно угрожающе.
К напарнику Лади она, напротив, не испытывала никакой симпатии. Похоже, этот был из тех, кто устраивает беспорядки во время футбольных матчей. Тело его покрывали загадочные татуировки, а любимой одеждой оставался блестящий спортивный костюм. На шее он носил странный амулет, первое время напоминавший ей какой-то нацистский символ. Она искала в Интернете, но ничего не нашла. Возможно, это была эмблема какой-нибудь рок-группы, не более. В свободное от работы, то есть от того, что у него называлось работой, время он смотрел футбол по телевизору, не делая различия между командами и лигами.
Вообще-то, он был Фредрик, то есть Фредде или Фредди, но его прозвали Кочкой за невысокий рост и плотное телосложение.
Иностранец Лади разговаривал по-шведски лучше его.
С Лади или ее мужем Кочка был угрюм и покладист, а с ней наедине строил глазки и будто раздевал ее взглядом.
Когда она загорала в бикини, Кочка забывал про свой футбол. Она чувствовала на себе его взгляд.
Но когда она призналась мужу, что Кочка ей неприятен, тот только пожал плечами:
– Трудно сегодня в Швеции нанять стоящего человека… И потом, зачем тебе лежать на солнце в чем мать родила?
А однажды вечером Кочка онанировал, думая, что она его не видит.
И конечно, он заслужил эту отметину на лице.
Хотела бы она знать, о чем разговаривал с Кочкой ее супруг, когда как-то ночью спустился к нему на кухню. Через некоторое время он вернулся в спальню и в ответ на ее вопрос, что случилось, только и выдавил сквозь зубы:
– Ничего.
– Но ты ведь о чем-то разговаривал с ним?
– Об идиотах, – прошипел муж. – О том, что меня со всех сторон окружают одни идиоты.
Пролежав некоторое время в постели, он поднялся, вынул ремень из брюк, которые лежали в гардеробе, и снова вышел на лестницу. Раздался звук, похожий на удар плетью, и сдавленный крик. А потом ее муж снова поднялся в спальню.
Ремень он повесил на стул.
Она чувствовала, как он дрожит под одеялом.
Муж поцеловал ее в живот, отдернув ночную сорочку, а потом в бедра, и она раздвинула ноги.
Все получилось восхитительно.
Но как же это было давно…
* * *
Бывает, застрянешь в каком-нибудь провинциальном городке на несколько месяцев и уже начинаешь думать, что вдоль и поперек изучил его вместе со всеми окрестностями. А потом набредаешь на какую-нибудь незаметную проселочную дорогу, и она уводит тебя к незнакомым деревенькам и уединенным крестьянским хуторам и к еще меньшим дорожкам и тропкам, иные из которых не более чем две колеи, оставленные колесами, с высохшей травой между ними.
В такую глушь я и заехал, следуя плану местности, который начертил для меня Ларс Берглунд. Жесткая трава царапала раму автомобиля, когда я медленно въезжал в лес.
Деревья и кустарники протягивали в окна колючие ветки. Внезапно дорога сузилась до лесной тропинки. Ехать дальше стало невозможно.
Преодолев еще несколько метров, я дал задний ход и остановился между двумя деревьями. Здесь царили тишина и покой и было не так жарко, как на шоссе. Я огляделся и вдруг подумал, что на мотоцикле наверняка можно проехать дальше. Впечатанные в песок следы шин подтверждали это предположение.
Тропинка круто взяла вбок, и я словно очутился на пороге залитого светом огромного зала. Это была поляна, посредине которой стояло подозрительного вида прямоугольное строение. Я направился к нему, напряженно вслушиваясь в тишину. Вблизи строение оказалось теплицей, площадью не меньше половины футбольного поля.
Задаваться вопросом, что в ней выращивают, было излишне.
Окна теплицы были закрыты, а на двери висел огромный замок. Но я уже чувствовал сквозь стеклянные стенки характерный запах. Прильнув к окошку, я разглядел знакомые остроконечные листики, от пяти до семи на каждом стебельке. Самые высокие из растений царапали прозрачную крышу.
– Вот черт!.. – невольно вырвалось у меня. – Да этой марихуаны хватит на миллионы страждущих.
Вокруг стоял все тот же пронизанный летним солнцем буковый лес – с мягкой травой и нежными белыми цветами. Только мне вдруг стало не по себе. Природа, всегда внушавшая мне покой и умиротворение, вдруг наполнилась подозрительными звуками. Я слышал, как угрожающе хрустнула ветка, потом заскрипело дерево и заухала какая-то птица. Меня всегда удивляло, почему в лесах никогда не щебечут птицы? Кому нужна эта давящая, нагнетающая страх тишина?
Обойдя теплицу со всех сторон, я обнаружил разбитое окошко. Вытащив из рамы осколки стекла, я получил отверстие, достаточно большое, чтобы пролезть внутрь.