После ее отъезда Симон Пендер заметил, что мне удалось закадрить еще одну красивую женщину. Его лесть взбодрила меня, и я тут же отправился в свой дом позвонить Эве Монссон. Она почти не продвинулась в расследовании со дня нашей последней встречи: выявить хозяина белого джипа оказалось не так легко, если не сказать – невозможно. Я поведал ей о теплице в лесу и встрече с Ингер Юханссон, а вот о знакомстве с Агнетой Бьёркенстам умолчал, сам не знаю почему.

Потом я набрал номер Арне, и он сообщил, что ездил с девочкой в город за одеждой.

– Все, что было на ней, пришлось загрузить в стиральную машину, – пояснил он.

– И тебе это удалось? – удивился я.

– Вполне.

Ночью я долго не мог уснуть.

Я помылся в душе, однако по всему телу будто бегали бесчисленные крошечные твари. Я зажег свет, но не обнаружил ни одной. Зато на руках и груди насчитал не меньше тридцати зудящих красных пятнышек.

Потом я надолго впал в полудрему, из которой меня вырвал сигнал мобильника. Он порядком разозлил меня, почти успевшего к тому времени перечислить весь классический состав «Юргордена» – эпохи Кима Челльстрёма, Андреаса Исакссона и Юхана Эльмандера, я имею в виду. На дисплее высветилась эсэмэска от Щенка. Он просил немедленно перезвонить, что я и сделал.

– Свенссон?

– Да.

Голос Щенка тонул в звуках танцевальной музыки. Похоже, все происходило на пляже, мне слышался приглушенный рокот волн.

– Свенссон!

– Да.

– Харри Свенссон, какого черта ты мне звонишь?

– Разве не ты сам просил меня сделать это?

Он прокричал в ответ что-то невразумительное.

– У вас там как будто вечеринка, – заметил я.

– Все только начинается…

Он был под градусом, это я уже понял. Который час в Таиланде? Что-то около пяти-шести утра.

– Минуточку, Свенссон… ВООХУУУУ!

– Что происходит?

– Видел бы ты, какие здесь телки…

– Чего ты от меня хотел?

– Я уже забыл, Свенссон… Черт, все просвечивает сквозь платье…

– Тим, ближе к делу. – Я терпеливо пытался его вразумить.

– Ты все насчет той статьи?

– Статьи?

– К черту статью! Она меня сейчас мало волнует, но ты, Свенссон…

– Да, – выдавил я из себя, собрав в кулак всю свою волю.

– Понимаешь, мне позвонил какой-то чудак в Мидсоммар… Я не ответил ему, кто в такое время отвечает на звонки… Или как?

– Тим, ближе к делу! – строго воззвал я.

– Ну, значит, так… Этот чудак сказал, что у него есть для меня информация…

– Он узнал автомобиль?

– Что?

– Ма-ши-ну, – по слогам повторил я. – Он узнал машину на снимке?

– А разве там была машина?

– Нет, не было.

– Ага, ну, значит, я не стал с ним разговаривать, и тогда он начитал для меня сообщение и оставил какой-то номер… Хочешь, я тебе вышлю?

– И ты звонил по этому номеру?

– Так ведь… чертов Мидсоммар, Свенссон. Мид-сом-мар! Ха-ла-ло-о-о!.. Я не работаю в праздники, и потом, я уже был на пути в Таиланд… Я даже не взглянул на этот номер. – Я не знал, что должен на это отвечать, но Щенок продолжил: – Можешь попробовать сам, если хочешь. Но сейчас я должен ответить одной телке… Я вижу, она прислала мне сообщение. Кто их читает в такой день…

– Дай мне тот номер! – потребовал я.

Щенок продиктовал мне номер, и я записал его на валявшейся возле кровати газете. На часах была полночь, так что звонить прямо сейчас не имело смысла.

Когда я положил мобильный на ночной столик, по его дисплею полз муравей.

* * *

Прошел час с тех пор, как она рассталась с Харри Свенссоном, а она все так же сидела в машине на парковочной площадке возле шоссе. Она была встревожена, или нет, скорее ее мучило предчувствие, что с этого дня в ее жизни должно измениться что-то важное. Она по-прежнему плохо представляла себе, чем занимается ее муж. В последнее время он заметно повеселел, но гложущее, зудящее чувство неумолимо давало понять, что скоро все закончится.

Само собой, у нее тоже были секреты. Раскрой она ему свои тайны, и немедленный разрыв был бы неминуем.

Она никогда не выдавала того, что видела или слышала, но «тайное всегда становится явным», как говорила ее учительница в гимназии.

И сейчас ей казалось, что Харри Свенссон мог бы быть ей кое в чем полезен.

В конце концов, он не рыдал у нее на груди, как это делали другие мужчины.

* * *

Собственно, не совсем было ясно, почему они должны переехать. Да, папа умер, но она полагала – или, скорее, надеялась, – что они с мамой останутся жить где жили и мама по-прежнему будет торговать овощами в магазине при ферме. Но мама сказала:

– Они отняли у нас все. Они забрали у нас папу, а теперь забирают дом.

Дочь спросила ее, кто эти «они», но мать только покачала головой.

Потом они переехали в многоквартирный дом неподалеку от Йонсторпа. Их апартаменты располагались на втором этаже, а первый занимал один добродушный дядечка. У мамы возникли проблемы с трудоустройством, тем летом она перебивалась случайными заработками и собирала овощи и ягоды на фермерских полях.

Дочь же пристрастилась к прогулкам. Вечерами она бродила подолгу, доходила и до двора, где они жили раньше. Он совсем не изменился с тех пор, разве что появилась желтая лента, которой полиция оградила место трагедии.

Иногда мама засиживалась в гостях у добродушного дядечки, который все чаще приглашал ее на бутылку водки.

Утром мама подолгу спала и перестала ходить на работу, так что со временем дочери пришлось взять ее под опеку.

Только в школе девочка стала общаться с другими, помимо матери, людьми.

Хотя после смерти отца она больше молчала.

Среда, утро

Проснувшись, я первым делом схватился за мобильник и набрал номер, который дал мне Щенок. Таким образом я надеялся выйти на человека, у которого могла быть информация о Якобе Бьёркенстаме. Он так долго не отвечал, что я хотел уже отменить вызов, но наконец в трубке кто-то прокашлялся, а потом раздался неприветливый мужской голос:

– Какого черта?

– Доброе утро, – отозвался я.

– Доброе, какого черта? – хрипло повторил мужчина.

Где-то на заднем плане лаяли собаки, похоже большие.

– Закрой пасть! – прорычал мужчина.