— Конечно, — я кивнула. — Я этого не скрываю.Но почему? Почему там строгий рисунок, а здесь… Или это тоже какой-то прием?

— Прием, — Иванов улыбался, как человек, которомуоткрыта тайна, неизвестная прочим. — Этот прием Володька изобрел сам.Собственной персоной. Он брал какой-нибудь сюжет из корейской мифологии илилитературы, часто даже уже запечатленный художником, и применял краски. Корейскаяклассическая живопись, которая исходит от китайской, признает только тушь. Ноон совместил манеру классического корейского письма с европейским наложениемкрасок. Видите, насколько оригинально получилось? Правда, некоторые критикиморщатся, мол, что это за самодеятельность? Получается ни то, ни другое, а так,нечто среднее, но в свое время Карчинский показывал свои работы Сим Хон Дою иКим Пен Лину, ведущим корейским художникам нашего времени, и они оценилиноваторство Володьки по достоинству.

— Занятно, — пробормотала я. — Кто бы могподумать!

— Никто и не мог, а Володька взял и сделал. Смотрите,как необычно выглядят в красках птицы-цветы. — Он подвел меня к большомуполотну, изобиловавшему желтым, оранжевым, золотистым и черным цветом. — Вэтом жанре написаны сотни картин, он появился еще в XV веке, но Карчинскийсумел придать своим цветам-птицам новое звучание.

— Вы так говорите, — я повернулась к своемуспутнику, — словно экскурсовод.

— Ну что вы, — он смутился. — Просто мне этоочень нравится, и я хотел, чтобы это понравилось и вам.

— Зачем? Зачем вы хотите, чтобы это понравилосьмне? — Я посмотрела на художника в упор.

— Видите вот это? — Авангардист тронул меня заплечо.

Я обернулась вслед за художником к полотну. Молодая девушкав пышном одеянии сидела на коленях и держала в руках вазу. Казалось, что оназамерла, любуясь ее причудливой формой и прихотливым рисунком. Она не обращалавнимания ни на осыпающиеся лепестки вишни, ни на поющих птиц, сидящих наветках, ни на пение подруги, которая неподалеку перебирала струны инструмента,немного похожего на украинскую бандуру.

— Это ваша любимая картина, Станислав?.. — Явпервые назвала художника по имени.

— Да, — он кивнул. — Не правда ли, прелестно?

— Очаровательно, — согласилась я, — но теперьваш черед, расскажите, что вы видите.

— Я вижу… — Он немного задумался. — Мне известноназвание, но все же… Две молодые девушки-кисэн [9] вернулисьдомой после праздника. Они устали и вышли отдохнуть в сад.

Но молодость есть молодость, и одна из них взяла кым [10], чтобы немного развеселиться, и начала напевать. А ее подругарешила срезать веточку сливы, чтобы поставить в вазу мэбен, но залюбовалась ееформой. Дунул ветер, и лепестки мэхва осыпали их, но девушки не обращаютвнимание на белый снегопад душистых лепестков.

— А вы, оказывается, поэт, — не удержаласья, — рассказали целую историю, глядя на картину. Чтобы так сказать, нужнона самом деле проникнуться духом Востока.

— Вы смеетесь? — Иванов выглядел несколькообескураженным. — Вам не понравилось?

— Напротив, — серьезно ответила я. — А как,кстати, она называется?

— Очень просто, — Иванов потер лоб, — даженесколько прозаично: «Девушка с вазой мэбен в саду».

— Вазой… Простите, второй раз вы произносите это слово…А что оно означает? Вы все знаете, а мне очень интересно.

— Мэбен? — Иванов снова оживился. — Такназываются вазы особой формы, которые предназначены всего лишь для одной ветки.Видите на картине, какое узкое у нее горлышко? Но вы можете увидеть эти вазы,что называется, наяву и даже потрогать руками.

— Да ну? — Я не поверила. — Разыгрываете.

— А вот и нет. — Он радостно улыбался. —Карчинский ведь не только художник, он еще и керамикой занимается. В соседнемзале можно посмотреть его работы, в том числе и вазы мэбен. Кстати, и здесь оностался верен себе, его изделия весьма оригинальны. Хотите посмотреть?

— Конечно, хочу, еще спрашиваете.

— Тогда пойдемте.

Иванов оказался прав. В соседнем небольшом уютном зальчикемы нашли керамические поделки Карчинского. Я ходила между стеллажами и простосмотрела на глиняные фигурки, расписанные яркими красками, не пытаясь дажезапомнить сложные корейские имена фей, знаменитых танцовщиц, поэтов и мудрецов.Глиняные болванчики лукаво улыбались, посматривая на посетителей красивыминарисованными глазами. Только перед одной фигуркой я не удержалась иостановилась.

— А это что еще за монстр? — показала я настранного получеловека-полуживотное.

— Не говорите так, — остановил меня Иванов. —Это Тэбучжин [11] — языческая богиня. У нее потому такойстранный вид, что она повелевает духом любого зверя и может принимать любойоблик. Иногда Тэбучжин общается с людьми, но очень часто, завидев их,растворяется в тумане. Ее невозможно поймать, а те, кто пытался ее преследовать,погибали в страшных мучениях. В корейских деревнях ее помнят и до сих пор вдесятый день десятой луны оставляют ей в глиняном сосуде молоко. Сейчас вомногих странах древние верования возвращаются.

— Однако, — пробормотала я.

Больше ничего говорить я не стала. Приятный, в общем-то,человек этот Иванов, но что за странная тяга, даже страсть к Востоку?

И столько знать! Даже если общаться много лет с человеком,изучающим корейское искусство, — разве можно столько всего запомнить? Нет,несомненно, он знает гораздо больше и вот так, можно сказать, первой встречнойвсе это выкладывает. И зачем ему нужно, чтобы мне понравились картиныКарчинского? Я молча прошла мимо стеллажей и вышла вслед за Ивановым кневысокому помосту, уставленному вазами самых разных форм и расцветок.

Одни были низкие и широкие, но с такими тонкими стенками,что казались не толще яичной скорлупы, другие по форме походили на слегкавытянутые груши, третьи напоминали большие цветы на подставках, четвертыепривлекали своей правильной конической формой. На отдельном возвышениикрасовалась пятерка ваз с широким туловом и очень узким вытянутым горлышком.Эти вазы я заметила бы сразу и ни за что не прошла бы мимо, так поразительноони были красивы.

Какой удивительной фантазией нужно обладать, чтобы подобратьтакие краски! Вазы не были гладкостенными, на них словно пролегли трещинки ивыступы. Острые камешки, окрашенные в разные цвета, служили им украшением.

— Это и есть вазы мэбен, — сказал Иванов. —Карчинский взял форму, а потом воспользовался техникой, применимой.для сосудовсангам [12], — инкрустация разноцветными глинами, но,кроме этого, использовал камушки, кусочки дерева, стекла, раскрашивал их вразный цвет. Свои вазы мэбен Володька послал на выставку в Национальный музейКореи. Оттуда прислали благодарственное письмо. Время от времени он посылаетсвои работы в Корею — и там их встречают на ура.