— Кто это тут меня расхваливает во весь голос? —раздался низковатый приятный баритон.

Мы с Ивановым одновременно повернулись к владельцууверенного голоса. Авангардист смутился, а я смотрела на художника, которыйвесьма бесцеремонно меня разглядывал. Под оценивающим взглядом его выпуклыхблестящих глаз мне было не слишком уютно. Я упрямо тряхнула головой, собираясьрезко ответить, но из-за спины Карчинского показалась физиономия Герта,расплывшаяся в довольной улыбке.

— Познакомьтесь, — наплевав на возникшую неловкуюпаузу, проговорил он. — Леда, моя подруга и очень талантливая журналистка.Владимир Карчинский — художник.

Мне ничего не оставалось, как протянуть художнику руку ипробормотать:

— Очень приятно.

— Взаимно, — ответил он, склоняясь к моейруке. — Не знал, — добавил он, — что у моего друга, — онвыразительно посмотрел на Герта, — такие очаровательные приятельницы.Несомненно, вы познакомились, когда брали у него интервью, я прав?

— Не совсем. — Ко мне вернулась хваленаярепортерская нагловатость. Со знаменитостями и звездами иногда нужно держатьсяименно так — независимо и нагловато. — Мы познакомились задолго до того,как он начал раздавать автографы и давать интервью.

— Как интересно! — Карчинский мягко потянулся кмоей руке, но я незаметно убрала ее и немного отодвинулась.

— Обычная история, — проворчал Герт. — Мы ивправду знакомы чуть не тысячу лет. Но дело-то совсем не в этом. Ледазаинтересовалась твоей выставкой, хочет написать о тебе статью.

— Неужели? — наигранно удивился Карчинский. —Если это так, то я удивлен и обрадован. К тому же я просто рад нашемузнакомству. — Его глаза раздевали меня неторопливо и цинично, не оставляяни малейшей возможности прикрыться.

— Почему же вы так рады? — резковато спросила я,продолжая придерживаться снисходительно-нагловатого тона. — Ведь у вас,вероятно, не раз брали интервью.

— Конечно, конечно. — Карчинский мягкоулыбнулся. — Просто вы мне очень понравились, вы интересная женщина, стаким красивым лицом и фигурой. К тому же у вас такое необычное имя.

Еще один! И опять про имя, далось оно им, будь неладно.

Хотя, с другой стороны, Лидия Стародубцева звучит не впример малопривлекательнее. И про лицо не забыл упомянуть, и про фигуру. Ну ижук все-таки. Будто голую выставил на всеобщее обозрение. И Герт тоже хорош!Когда не надо, лезет с разговорами, а когда надо — язык в одно место упрятал. Ихудожник-авангардист Иванов, который добровольно взял на себя роль гида,куда-то испарился. Я даже по сторонам посмотрела, но он улизнул так незаметно,словно растворился среди картин. Странный тип, что и говорить. Но все-таки онмне чем-то понравился.

— Леда хотела бы поговорить с тобой о твоихкартинах, — Герт прорезался как нельзя более вовремя.

— Разумеется, — Карчинский неторопливокивнул, — но здесь, пожалуй, неудобно, давайте пройдем в комнату. Онаназывается комнатой отдыха, там и можно будет побеседовать.

Не обращая внимания на свою многочисленную свиту, несколькихмолодых людей в строгих темных костюмах, этих секьюрити любого преуспевающегочеловека, восторженных немолодых девиц, готовых всю свою жизнь положить наалтарь искусства и служить мастеру и день, и ночь любым способом, различных лицобоего пола, распространяющих вокруг запах дешевой парфюмерии, которые мнилисебя друзьями художника, Карчинский предложил мне руку и повел по залу мимосвоих работ, красноречиво говоривших о весьма необычном и своеобразном талантемастера.

Комната отдыха, в которую он повел нас, располагалась натретьем этаже.

В маленьком уютном помещении ничто не напоминало о модерне,напротив, вошедший сразу попадал в мощные объятия русского барокко, все вокругбыло внушительным, помпезным и вычурным. Тяжелые бархатные портьеры с бахромой,толстый ковер с упругим ворсом того же темно-бордового цвета с черными изолотыми цветами. Массивные бронзовые подсвечники, статуэтки резвящихся фавнови нимф, украшающие небольшой столик, большие мягкие кресла, манящие окунуться вих мягкую разверстую полость и обещающие долгожданный отдых. Конечно же, бронзовыечасы с обнаженными грациями, не замечающими стремительно бегущего времени. Вэтой комнате время замирало, начинало неторопливо и тягуче просачиватьсяминутами, словно призывая забыть о нем совсем.

— Располагайтесь, Леда, — Карчинский театральноповел рукой, — выберите для себя самый уютный уголок. А я на минутку васпокину, нужно сделать небольшое распоряжение. — И, оставив нас с Гертом,он скрылся за дверью.

— Он всегда такой? — поинтересовалась я. — Нуи тип!

— Да ладно тебе. — Герт спокойно прошелся покомнате, щелкнул по носу толстощекого бронзового амурчика и плюхнулся вкресло. — Не комплексуй, он нормальный мужик, пусть с небольшимистранностями. Но все-таки, — он дурашливо поднял палец, — онхудожник, и потом, у кого этих самых странностей нет? — добавил онфилософски.

— Ну, знаешь, — только и выдохнула я.

— Не переживай ты так. — Герт приподнялся с креслаи, ухватив меня за руку, притянул к себе. — Не хочешь о нем писать,надолби побольше о его картинах, вазах. В промежутках вставь разные мысли художника,читателю понравится, а чем заумнее будет, тем лучше.

— Похоже, что ты мне даешь советы, как лучше сделатьстатью, — я дернула Герта за свесившуюся прядь волос, — но я, вобщем-то, и сама могу догадаться, что к чему. В крайнем случае, наш редактор просветит.

— Да не даю я тебе советы, — Герт махнулрукой, — скажешь еще, что я, такой-сякой дилетант, даю ценные указаниятебе, профессионалу. Просто я давно Карчинского знаю, к нему нужен особыйподход.

— И какой же это такой особый подход? — Я поуютнееустроилась на коленях своего любовника. — Просвети меня, будь другом.

— Такой вот, — Герт воспользовался ситуацией,чтобы запустить руку мне под юбку. — С ним нужно беседовать осторожно, незадевая, так сказать, самолюбия. Он действительно оригинал и любит постоянно обэтом напоминать.

— Чего-то я не понимаю, — я быстренько пресеклавсе поползновения Герта, — он твой друг или нет? Как-то кисловато ты обэтом говоришь.

— Я знаю его много лет, — повторил рокер, —но, понимаешь, он все время остается загадкой, как шкатулка с секретом.Откроешь ее, вроде ничего нет, а только повернешь, из потайного ящичка чертиквыскакивает. Или лучше сказать, как яблоко, в котором поселился червяк.Смотришь на такое яблоко со всех сторон, кажется, что целое оно и вкусное, но точнознаешь, что где-то в глубине мякоти затаился червячок…

— Ну и сравнения у тебя, — Я взяла Герта заподбородок и заглянула в глаза:

— Ты никогда так ни о ком не говорил. Почему, Герт?Видно, Карчинский на самом деле особенный. Меня это даже немного начинаетпугать.