с потрохами, когда мое лица пытается устремиться за его рукой.

— Спи, моя маленькая, — шепчет мой большой мужчина, потом наклоняется, целует меня в щеку…

И уходит из моей жизни.

А у меня перед глазами проносится время, проведённое вместе. Как мы поначалу пытались выйти то в кино, то в кафе. Я смущалась и отнекивалась сперва, но потом шла с ним. Мне очень-очень льстило, что такой красавчик рядом со мной. Бесили все те лица женского пола, кто откровенно строил глазки моему спутнику. И кто просто улыбался ему. Хотелось подойти и вырвать им клок волос, лучше два. Но я старалась на людях себя контролировать, быть девочкой-лапочкой. Даже речь пыталась фильтровать.

Но все наше совместное время упиралось в кормление котят. Это потом мы поняли, что проще заказать доставку домой или приготовить разных вкусностей самим. И под фильмец на ноутбуке уплетать только что вынутые из духовки булочки, курочку или наслаждаться вкуснейшими, сочными отбивными, приготовленными Адамом.

Мне такие вечера нравились гораздо больше. Когда мы были наедине. Когда спокойно могли украсть друг у друга из тарелки вкусняшку. Когда могли устроить маленькую перестрелку кусочками еды. Когда могли на "кто быстрее" всасывать в себя спагеттинку. Или, когда специально пачкали друг друга мукой.

Обожала, когда мы вместе шли гулять с Айком по вечерам. Бегали, бесились как дети. Пытались вырвать из зубастой пасти палку, ухахатывались над выражением морды Айка, когда он эту палку сам отпускал, типа "глупые люди, возьмите уж…"

Наши походы по магазинам. Из каждого мы приносили вкусняшку для меня, которую я еще никогда не пробовала…

Только через десять секунд я понимаю, что по щекам скатываются слезы.

Глава 17. Ада

Сижу в кресле в кабинете у Тамары Петровны.

Охренеть какие новости.

Ее сестра решила продать квартиру и переехать на ПМЖ к дочери.

А мне надо съехать. Желательно еще вчера, но можно и завтра. Потому что уже нашли покупателя. Как так быстро и не приезжая? Так она племяннику продает, обо всем по телефону договорились….

Тупо смотрю перед собой. Ну че, пойду к Щуплому. Отдам ему себя на передержку. Айк в комплекте. И котятки. Представила, как Лука нам обрадуется, даже уголки губ в улыбку растянулись.

Взгляд упирается на дверь, куда вход запрещен строго-настрого. Комната, в которую кроме директора, никто не заходит. Комната, в которой лежит и пылится жизнь нескольких сотен детей. Комнатка с личными делами.

Тамара Петровна явно о чем — то переживает, раз оставила ключи на своем столе…

Мои мысли далеко.

А тело здесь. И оно встает, подходит к двери в кабинет, закрывает на замок. По пути в тайную комнатку, беру ключ.

Щелчок.

Нащупываю свет.

Куча ящиков с датами выпуска. Мое личное дело в ящике с папками выпускников за последние пять лет.

Руки дрожат, но я упорно перебираю карточки в поисках своей.

Фокина Ада Кирилловна.

Мозг не цепляется за ненужную информацию.

Зато на подкорке впечатывается адрес.

Захлопываю папку, запихиваю, не стараясь даже положить на место, в ящик, выхожу. Едва успеваю открыть дверь и сесть обратно в кресло, как возвращается Тамара Петровна.

— Ой, Адочка, прости, что так надолго оставила. Вчера мальчика привезли, родители погибли у него, пожар в доме случился, он сам с ожогами, после лечения вот. Кушать отказывается второй день. Переживаю.

— Оставьте его, Тамар Петровна. Вряд ли он сейчас сможет кушать, ближайшую неделю. Хлебушка с компотом оставьте на тумбочке, ему пока будет этого достаточно.

— Ты, Адушка, может, ко мне пока переедешь? Ну пока не найдем тебе новое жилье? Прости, милая, что так вышло.

— Ну вы не при чем. Да и я уже нашла, где перекантоваться. Не переживайте! Ладно, пойду я, — хлопнув по коленкам, встаю. — Мне еще вещи собирать. Хорошо, что их немного.

Уже, когда еду домой в автобусе, приходит сообщение от Тамары Петровны.

*Я знаю, что ты заходила в архив. Ада, зачем?*

*В чем прокололась?* пишу в ответ

*Свет не выключила*

*Смайл Рука-Лицо*.

И тут я понимаю, что проезжаю как раз мимо того комплекса, адрес которого перед глазами стоит.

Зачем-то вышла из автобуса.

Зачем-то вбиваю в 2гис номер дома.

Зачем-то иду по проложенному маршруту.

Мне часто снится мой двор. Ну сейчас, пореже, конечно, но раньше чуть ли не каждую ночь я возвращалась туда.

Чем ближе я подхожу к нужному дому, тем громче стучит мое сердце. Я уже не сравниваю свой путь с картой. Я просто вспоминаю, куда идти.

Тот же серый дом. Те же старые качели. Новая большая горка. Огороженная баскетбольная площадка. Деревья, которые уже подпирают небо.

Во дворе почти нет никого, сиеста, мать ее.

Иду целенаправленно к качелям, сажусь и начинаю раскачивать себя.

Надо же, уже не скрипят.

Надо же, снова плачу.

Если поверну голову вправо, то там мой подъезд. Окна на третьем этаже. Это нас с Ладой часто выручало — бухие в хламину родители не могли быстро сбегать по лестнице за нами.

Зажмуриваюсь, что есть силы, чтобы остановить поток слез. Или чтобы не повернуть голову направо.

Интересно, живы они? Бухают ли до сих пор? Узнала бы их?

Нет, не интересно.

Тут же попыталась представить свою реакцию, если бы они сейчас вышли из подъезда.

Да ну нах такой исход событий!

Делаю глубокий вдох. Решаю просто посмотреть на окна. По ним же можно что-то понять, да? Открываю.

Рядом с качелями стоит девочка, и смотрит на меня своими огромными глазами.

Ей года три.

Она похожа на мою Ладу. У нее тоже светлые волосики, а кончики тугими спиральками закручены. А еще у Лады тоже был немного курносый носик, как у матери нашей.

— Здлатуте! — здоровается со мной. — Пластите, а вы