— Ну хоть конфеты в следующий раз захвати, когда кофе к нему пить пойдешь, — вздыхает Ира, перед тем как исчезнуть.

Я представляю, как опускаю перед носом генерального коробку с птичьим молоком, и меня невольно разбирает смех. Что это за бизнес такой, когда многомиллионный контракт полетит в канализацию из-за недостаточных навыков панибратства?

*********

— Проходите, рассаживайтесь, — по обыкновению басит Андреев, когда главы отделов, словно школьники перед началом урока, со скрежетом выдвигают стулья. Кажется, он находится в приподнятом настроении. Хороший знак. — Ну рассказывайте, с чем пожаловали.

В течение сорока минут каждый отдел докладывает о проделанной за неделю работе, убеждая начальство, что все его прошлые замечания были приняты к сведению. Такую значимую персону как Гордиенко бремя отчетности не касается, но это не мешает ему задавать говорящему до смешного банальные вопросы: «А как изменился этот показатель по сравнению в прошлой неделей? А месяцем? А в сравнении с тем годом?»

Ирина права: он в совершенстве овладел мастерством пускания пыли в глаза.

— Теперь перейдем к вопросу сотрудничества с сетью «Аэлита», — генеральный обводит взглядом стол и останавливается на мне. Я знаю, что Гордиенко тоже на меня смотрит, и хотя не вижу его лица, но интуитивно ощущаю насмешливую улыбку.

— Цифры, которые вы показали, заманчивы, Мирра Георгиевна, но «Ландор» — это полувековой бренд со своим кодексом, и я как генеральный управляющий обязан его чтить. Продажи важны, но они не основное…

Андреев продолжает говорить, но я перестаю его слышать из-за гневного шума в ушах. Задушевные беседы об учебе дочери в США, шоколадные конфеты и байки о строительстве — это, выходит, основное? Умение качественно лизать зад превосходит умение продавать? Или дело все же в доминировании мужской воли над женской?

— Не стоит зацикливаться на «Аэлите», — подает голос мудак Гордиенко. — На Урале открывается новая сеть — супермаркеты уровня премиум. Думаю, Мирре Георгиевне стоит обратить свою энергию на них.

Даже удивительно, что в воцарившейся тишине конференц-зала не слышно скрежета зубной эмали. Про новую уральскую сеть говорила я на прошлом совещании. Я уже взяла их в разработку, но открытие магазинов вряд ли произойдет раньше, чем через год.

— Дельное замечание, Матвей Андреевич, — одобрительно кивает генеральный.

— Конечно, дельное, — елеем в моем голосе можно освятить даже смежные кабинеты. — Ведь это была моя идея, озвученная неделю назад. Хорошо, что у Матвея Андреевича такая блестящая память, — я смотрю генеральному в глаза, договаривая то, что не произнесла вслух: «В отличие от вас».

Справа от меня, прикрыв рукой рот, закашливается Валера Антипов; покрасневший от натуги Колесов тщетно пытается спрятать смех, а остальные увлеченно разглядывают стол. Гордиенко в компании не любят, но открыто против него не выступают, потому что знают, чем это чревато.

— На этом совещание закончено, — сухо произносит генеральный, поднимаясь. И уж мягче: — Матвей Андреевич, задержись на пару слов.

Я даже думать не буду, что еще они хотят обсудить. Может быть, установку садового бассейна, или средства для увеличения потенции. Наплевать. И мне не стыдно, что я не умею подходить к вопросу тыловыми путями. Через оральные ласки директорского ануса. Хотела бы стать дешевой проституткой — ограничилась бы нарощенными волосами, а не заканчивала Высшую школу экономики.

— Ну как? — Ирина, держа в руках две чашки с кофе, встречает меня возле двери кабинета.

— Беседка с мангалом с легкостью обошла многомиллионный контракт, — цежу я, забирая у нее одну. — Можно без сочувственных взглядов, ладно?

— Да я и не собиралась. Даже наоборот. Посмотри, какую прелесть тебе принесли.

Распахнув дверь в кабинет, я растерянно застываю на пороге. На столе, где редко появляется что-то кроме ноутбука и ежедневника, стоит огромная корзина с ландышами.

— А пахнет как, а? — с восхищением щебечет Ирина. — Пока ты на совещании была принесли. Ну и хрен с ним, с контрактом и Гордиенко, Мир, когда на личном фронте все цветет и благоухает.

Отмерев, я быстро шагаю к столу и выдергиваю записку, зажатую между тугих продольных листьев.

«Хорошего рабочего дня, Ландыш. Жаль, что в тот вечер не удалось поговорить. P.S. Как видишь, я не теряю надежды».

Я не говорю Ире, что на деле моя личная жизнь воняет как помойка, и после того, как она уходит, отправляю корзину под стол. Прощение никогда не давалось мне просто, а в случае с бывшим мужем оно и вовсе невозможно. То сообщение не изгнать из памяти, как не старайся. На что Дима вообще рассчитывает? Наша история уже пережила все самые лучшие и худшие моменты, и однозначно навсегда закончена.

Еще никогда рабочий день не проходил настолько бесцельно. Оттого, что я потерпела сокрушительную неудачу, мои мысли стремятся вырываться за пределы кабинета, то и дело возвращаясь в пахнущую туалетной водой машину. Четкой картины произошедшего у меня нет — есть вспышки кадров и ощущений. Рука на моем колене, пробирающаяся мне под юбку. Синие глаза. Жарко, туго, горячо... Темно, влажно, непередаваемо.

Спазм возбуждения в сотый раз скручивает живот, и я, закрыв глаза, откидываюсь в кресло. Как будет выглядеть, если я скажу, что плохо себя чувствую и уеду домой? Как позорная капитуляция?

— Может, в «Тринити» зайдем и выпьем вина? — спрашивает Ирина, когда после окончания рабочего дня мы шагаем по вестибюлю к выходу. — Ты такая расстроенная днем была. Мне кажется, тебе над немного выпустить пар.

Настроение у меня и правда паршивое, но идти куда-то «выпускать пар» — совсем не то, чего мне хочется. Чего именно хочется, я не могу сформулировать, но точно не этого.

— В другой раз, Ирин, ладно? — в благодарность за участие и сопереживание я быстро обнимаю ее и целую в щеку. — Сегодня я как будто устала. Надо восстановиться.

— А вы ведь, если не ошибаюсь, домой пешком добираетесь, Мирра Георгиевна, — раздается так близко к шее, что нервные окончания немедленно подбираются к поверхности кожи. — Могу вас довезти.

Повернувшись, я смотрю в лицо Гордиенко. Серьезно? Это вторая попытка затащить меня в свою заместительскую постель или же намерение выбросить белый флаг? Ни то, ни то меня не интересует.

— Благодарю, но я предпочту добраться сама.

Сощуренные мудацкие глаза странным образом сползают с моего лица и смотрят поверх плеча. Я машинально оборачиваюсь, чтобы посмотреть, что послужило тому причиной, и во второй раз за день столбенею.

Внутри начинает твориться что-то невообразимое: сердце грохочет в сумасшедшем ритме, живот сводит адреналиновым восторгом, а на губах предательски расплывается улыбка.

Прямо возле входа на месте Андреева припаркован длинный черный седан, отражающий солнечные лучи своим глянцевым совершенством, а у приоткрытой двери в безукоризненно сидящем костюме стоит Савва, держа в руках до неприличия огромный букет кроваво-красных роз. Великолепный самоуверенный мальчишка.