Да, трудно.

Суровая красота этих мест была несравнима с крикливым богатством и гламурной роскошью Вечного города.

Аллегра также не могла представить, что Стефано родился именно здесь. Она считала его римлянином, рожденным для богатства и успеха.

— У твоей семьи была здесь вилла? — осторожно спросила она, и он коротко рассмеялся.

— Можно и так сказать.

Он резко свернул на проселочную дорогу, пыльную и каменистую, и вскоре они въехали в маленькую сонную деревушку с горсткой домов. Несколько стариков сидели перед кафе и играли в шахматы, попивая кофе.

— Секунду, — сказал Стефано, и Аллегра с изумлением увидела, как он, выйдя из машины, направился к мужчинам — старым бедным фермерам, с прокуренными зубами, в засаленных кепках.

Аллегра видела, как они обнимали Стефано, целовали его в обе щеки, похлопывали по спине. И — что удивительно — он целовал их в ответ, обнимал за плечи, как любящий сын.

Они поговорили немного, взволнованно и громко, а затем Стефано, повернувшись к машине, кивком предложил ей присоединиться к ним.

— Бедняжка Лючио, — сказал Стефано. — Она приехала помочь ему.

Аллегра услышала восторженные и одобрительные возгласы. А затем ее стали обнимать, целовать в обе щеки и одобрительно приговаривать: «Grazie, grazie!»

Слезы навернулись ей на глаза. Она улыбалась в ответ, потом поняла, что смеется и тоже обнимает этих пожилых мужчин, хотя никого из них не знала.

Она уловила на себе напряженный взгляд Стефано, почувствовала его одобрение. Мужчины не отпустили их, пока они не выпили с ними вина, не ответили на все вопросы.

Приехали ли они надолго? Знает ли она Лючио — этого прекрасного ребенка? Знала ли она Энцо — такого мудрого, такого доброго человека? Какая это была трагедия, какая трагедия!..

Аллегра подумала о своей собственной семье, и ощущение печали и предательства пронзило ее. Она вспомнила слова Стефано, сказанные всего лишь этим утром: «Ты не виделась со своей семьей с той самой ночи», — и постаралась сразу же забыть о них.

Наконец Стефано попрощался, и они вернулись к машине. Местные жители приникли к окнам — женщины в черном и оборванные ребятишки, которые смеялись и взволнованно хлопали ставнями.

Они ехали в молчании несколько минут. В голове Аллегры крутилось множество вопросов. Она не ожидала, что Стефано будет так компанейски себя вести, так душевно общаться с пожилыми фермерами.

Аллегра взглянула на него, устремившего взгляд на дорогу, и осторожно поинтересовалась:

— Эти мужчины любят тебя?

— Каждый из них для меня — как отец. — Стефано сказал это тоном, не допускавшим никаких дальнейших вопросов. Аллегра кивнула, хотя вопросов у нее оставалось очень много.

Ей стало стыдно оттого, что она ничего не знала о Стефано. Кто были его отец и мать? Есть ли у него братья и сестры? Какое у него было детство?

Ей ничего о нем не известно.

Стефано свернул на длинную немощенную улицу, вдоль которой росли дубы, и вскоре они остановились перед простеньким, но ухоженным домом. Из подвесных корзин свисали бегония и герань, вдоль подъездной дорожки стояли терракотовые вазы.

Дверь им открыла молодая женщина с черными блестящими волосами. Рядом с ней стоял мальчик с такими же темными блестящими волосами, со странно безучастным выражением на лице.

— Моя экономка, Бьянка, — тихо сказал Стефано. — А это Лючио.

Аллегра кивнула и взглянула на мальчика, неподвижно смотревшего прямо перед собой.

— Привет, Лючио, — сказал Стефано и поворошил его густые кудрявые волосы. Мальчик не взглянул на него и не вымолвил ни слова.

Бьянка провела их в дом.

Аллегра огляделась вокруг — и снова удивилась. Особняк Стефано в Риме был образцом изысканного вкуса и роскоши, хотя в нем не проглядывала индивидуальность владельца. В этом доме не было антикварной мебели и картин, признаков высокого социального статуса и богатства.

И все же это был жилой дом — уютный и ухоженный. Бьянка привела их на кухню, и Аллегра поняла, что это сердце дома. У одной стены стоял широкий дубовый стол, в другой стене была ниша с тремя окнами, выходившими на три стороны света.

Аллегра вошла в нишу и восхищенно вскрикнула. Перед ней открывалась потрясающая панорама, ей показалось, что она стоит на вершине горы. Еще секунда — и она сможет взлететь в облака.

— Осторожно, не упади, — прошептал за ее спиной Стефано, слегка коснувшись ее талии.

— У меня закружилась голова, — призналась Аллегра и засмеялась. — Но это прекрасно. — Она взглянула на него. — Ты сам построил этот дом?

— Я участвовал в дизайне.

К ним обратилась Бьянка:

— Должно быть, вы проголодались. Как насчет ланча? Вы будете кушать здесь или в столовой?

— Здесь, — решительно ответила Аллегра. Она взглянула на горы, бесконечно тянувшиеся к горизонту, к вершинам Аппенин, и почувствовала легкий, удивительный трепет счастья. Ей показалось, что в этом месте может произойти нечто очень хорошее.

Бьянка подала им спагетти с сыром, но, несмотря на настояния Стефано, сама отказалась есть. Лючио до сих по не сказал ни слова и даже не взглянул на них. Аллегра сказала Бьянке, что Лючио должен сначала привыкнуть к ее присутствию, а затем она начнет заниматься с ним арт-терапией. Бьянка кивнула, хотя в ее темных глазах на миг мелькнуло разочарование.

Аллегра знала, что все втайне надеются на чудо.

Но сможет ли она его сотворить?

Бьянка с мальчиком ушли в свои комнаты, и они со Стефано остались одни.

Аллегра взглянула на него, и он показался ей здесь более раскрепощенным и расслабленным, чем в Лондоне и Риме.

Что это за человек? Он придумал дизайн для этого замечательного дома, обнимался с бедными фермерами, искренне заботился о сыне своей экономки…

Почему семь лет назад она не потрудилась узнать его поближе? Ей было достаточно, что Стефано любил ее, по крайней мере ей так казалось. А теперь, поняла Аллегра, ей хотелось узнать о нем больше.

После завтрака Бьянка отвела Аллегру в ее комнату, а Стефано тем временем отправился в свой кабинет, чтобы заняться работой.

В спальне Аллегры кроме широкой дубовой кровати и шкафа больше не было мебели. Единственным украшением служили белые тюлевые занавески.

Аллегра открыла окно и глубоко вдохнула свежий, пропитанный ароматом хвои, воздух. Где-то далеко в горах одиноко заблеяла овечка.

Слова Стефано, произнесенные утром, снова зазвучали в ее ушах. Ты хочешь поговорить о чувствах? А что ты скажешь насчет своих чувств?

Да, у нее были чувства, как ни хотелось это отрицать. Легче было не думать о них. И ничего не чувствовать.