Когда автобус остановился и водитель открыл дверь, на дорогу выпрыгнул мальчуган в бейсболке и послышался чей-то голос, велевший ему подождать.

Линн вошла в церковь. Там было полно народу. По обе стороны прохода стояли парни в белых рубашках, в нарукавных повязках, с зажженными свечами в руках. В алтаре стоял священник в золотом облачении. А рядом с ним Ювеналий и Август Марри — оба прислуживали священнику.

— Sol-us hon-on-or, vir-tus quo-oh-quay…

Песнопение такое печальное! Хотелось бы знать, о чем оно…

— No-vo-say-dat-rit-too-ee…

Прихожане ничем особенно не отличались от остальных присутствующих. Линн, стараясь не привлекать внимания, высматривала Билла Хилла. Где же он?

— Gen-ee-tor-re-is, gen-ee-toh-oh-quay…

Все вторили псалмам, и никто не заглядывал в псалтырь. Похоже, все знали псалмы наизусть.

Ювеналий был обращен лицом к пастве. Он и Август Марри стояли по бокам священника, возможно поддерживая его. Ювеналий вдруг подался вперед, и у Линн возникло ощущение, будто он смотрит на нее, поверх голов и шляп, отыскав ее там, где она стояла, у выхода из церкви. Улыбался ли он ей? Линн не была в этом уверена. Да и видел ли он ее вообще?.. Хотя она сразу увидела его лицо, как бы возвышающееся над всеми этими шляпами и шляпками.

Надо же! Почти все женщины в шляпах. В летних соломенных либо в шляпках с вуалью… Многие в платочках… А она вот не догадалась! Пришла с непокрытой головой. И еще одна блондинка в последнем ряду. Примерно ее лет, с длинными прямыми светлыми волосами, в зеленом платье-рубашке и с холщовой сумкой на плече.

— Doe-que-men-tum…

— La-ouw-da-ah-tsi-oh…

— Ah-men.

Наступило долгое молчание.

Линн не видела, что происходит в алтаре. Затем все опустились на колени, а она осталась стоять одна, на виду у всех.

Линн сразу увидела Билла Хилла в самом дальнем левом углу, в его желтом костюме, который он носил уже два дня. Черные волосы были прилизаны с помощью геля. Он заметно выделялся среди всех, и не потому, что провозглашал себя фундаменталистом. Он выглядел нарочито изысканным среди любителей латыни.

Несколько раз прозвонил колокол. Тревожно, волнующе… Билл Хилл принялся оглядываться и озираться. Когда он увидел ее, она дала ему знак оставаться на месте.

Священник произнес на английском языке:

— Господи, помилуй! Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас!

И все присутствующие в церкви повторили произнесенное.

— Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое…

И все произнесли эти слова, осеняя себя крестным знамением.

Билл Хилл тем временем стал пробираться к боковому проходу, и головы присутствующих поворачивались в его сторону.

— Буди имя Господне благословенно отныне и до века.

Линн видела, что Билл Хилл пробирается к ней.

— Отче наш, не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого…

Линн прошептала:

— Ты видишь Его, Ювеналий?

— Думаю, он видел меня тоже, но не уверен в этом, — кивнул Билл Хилл, подойдя к ней.

— А что будет дальше?

— Откуда мне знать? — Билл Хилл взял ее за руку. — Давай выйдем и покурим.

Линн задумалась. Вот, пожалуйста, искушение от лукавого!..

— Грешник ты! Давай хотя бы дослушаем молитву до конца…

— Пойдем, — сказал он и кивнул на полуоткрытую дверь притвора церкви, освещенного ярким солнцем.

— Господи, очисти грехи наша и прости беззакония наша…

Паства повторила эти слова.

— Ну пойдем же! — Билл Хилл потянул Линн за руку.

— Богородицу, пренепорочную Матерь Бога нашего, величаем. Благодатная Мария, Господь с Тобою, благословенна Ты в женах, и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших.

— О господи! — произнесла Линн шепотом.

— Что случилось? Что с тобой? — спросил Билл Хилл, увидев выражение ее лица.

— Взгляни туда!

Линн замерла. В притворе появились дети-калеки — на костылях, на кресле-каталке, с гипсовыми воротниками…

Отец Нестор сказал, что, когда был в Бразилии, видел собственными глазами исцеление мальчика-калеки.

— А что с ним было? — спросил Август.

— У него был поврежден позвоночник, и он ходил на костылях, с трудом волоча ноги.

— Ювеналий прикоснулся к нему?

— Мальчик стоял возле дороги, где резвились другие дети. Ювеналий подошел к ним, опередив меня и брата Карлоса. Мальчик посмотрел на Ювеналия, а тот как-то по-особому посмотрел на него — или это мне показалось — и остановился. Мальчик подковылял к Ювеналию, тогда он, опустившись на колени, обнял мальчика и прижал к себе. Спустя мгновение костыли упали…

— Мальчик улыбался?

— Не помню. Думаю, он был ошеломлен. Он в изумлении смотрел на свои ноги…

— И потом побежал?

— Нет, сначала он прошагал десяток метров, затем вернулся, по-прежнему глядя на свои ноги.

— А что вы можете сказать о других случаях, известных вам?

— Была одна маленькая девочка с изъязвленными опухолями на лице и шее, и он тоже наложил на нее руки…

— Эти язвы исчезли?

— Исчезли. На следующий день в деревне, где она живет, все только и говорили об этом. Приехал врач. И на теле у нее не оказалось не только язв, но даже и шрамов. Врач спросил, та ли это девочка.

— А у вас там, на Амазонке, он кому-либо вернул зрение?

— Да, одному парню, уехавшему из деревни в Сантарем, где он был тяжело ранен в какой-то драке в ночном баре. Люди говорят, что он потом умер, но у меня нет насчет этого никаких доказательств.

— Значит, он исцеляет не только детей… — медленно произнес Август Марри.

— Не только детей, — кивнул отец Нестор. — Одну пожилую женщину от туберкулеза исцелил.

— Неужели?

— Ну да! Некоторые говорили, мол, зачем он тратил свой дар на старуху, которая никому не нужна.

— Действительно, зачем? А сколько человек он исцелил?

— Наверное, семь или восемь…

— А почему не больше?

— Хотите сказать, почему его не направили в больницу? — Отец Нестор, похоже, улыбнулся. — Поди знай! Его отправили в монастырь, где он оставался до тех пор, пока его не отослали домой.

— Вот этого я не могу понять! — развел руками Август. — Кому понадобилось прятать его?