Вскоре после экзаменов в середине семестра родители стали забрасывать Тома истеричными голосовыми и эсэмэс-сообщениями, а также письмами по электронной почте, умоляя, чтобы он связался с ними немедленно. С их слов он понял, что университет прислал им официальное предупреждение о том, что ему грозят «неуды» по всем предметам.

Том не отвечал несколько дней, надеясь, что за это время родители остынут, но их попытки связаться с ним лишь стали более настойчивыми и агрессивными. Наконец, напуганный их угрозами обратиться в полицию кампуса, заблокировать его кредитную карту и мобильный телефон, Том сдался и позвонил родителям.

– Черт возьми, что у тебя там происходит? – спросил отец.

– Мы волнуемся за тебя, – вставила мама, разговаривая с другого аппарата. – Преподаватель английского не видел тебя уже несколько недель. И ты, оказывается, даже не сдавал политологию, за которую тебе якобы поставили четверку.

Том поморщился. Ему было стыдно, что его уличили во лжи, тем более в такой большой и глупой. К сожалению, ничего лучше, кроме новой лжи, придумать он не мог.

– Неудачный был день. Я проспал. Просто не хотел вас расстраивать – стыдно было.

– Это не оправдание, – отрезал отец. – Тебе известно, во сколько нам обходится один семестр твоего обучения в университете?

Его вопрос Тома удивил, но он даже немного обрадовался. Деньги у его родителей водились. Гораздо легче извиниться за то, что впустую растратил часть их капитала, чем объяснять, чем он занимался последние два месяца.

– Я знаю, что это дорого, папа. Я это понимаю. Честно.

– Дело не в этом, – сказала мама. – Мы с радостью готовы платить за твое обучение. Но ведь с тобой что-то не так. Я слышу это по голосу. Зря мы тебя отпустили.

– Да все нормально, – заверил родителей Том. – Просто вступление в братство отнимает у меня больше времени, чем я думал. В конце месяца – «адская неделя»[31], а потом все вернется на круги своя. Поднапрягусь и сдам все экзамены.

Ответом ему было странное молчание на другом конце провода, словно каждый из родителей ждал, когда другой что-то скажет.

– Милый, – тихо произнесла мама. – Напрягаться уже поздно.

* * *

В тот вечер в общежитии Том сообщил Хаббсу, что он бросает университет. Родители приедут за ним в субботу и увезут его домой. Они распланировали всю его жизнь: работа на полную ставку на складе отцовской компании, два раза в неделю посещение психотерапевта, специализирующегося на молодежи с психоэмоциональным дисбалансом, возникшим вследствие пережитого горя.

– Очевидно, у меня психоэмоциональный дисбаланс.

– Добро пожаловать в клуб, – сказал Хаббс.

Том утаил от родителей, что он уже посещал психолога в университетском центре здоровья – усатого араба со слезящимися глазами, заявившего ему, что его одержимость Вербецки – это просто защитный механизм, причем типичный, дымовая завеса, отвлекающая от более серьезных проблем и тревожных эмоций. Том счел эту теорию бессмысленной. Что толку в этом защитном механизме, если от него вся жизнь наперекосяк? От чего он защищает?

– Проклятье, – выругался Хаббс. – И что ты намерен делать?

– Не знаю. Но домой вернуться не могу. Сейчас – нет.

Вид у Хаббса был озабоченный. За последние пару недель они сблизились, сдружились на почве увлечения мистером Гилкрестом. Посетили еще две его лекции. На каждой из них присутствовало вдвое больше слушателей, чем на предыдущей. Самая последняя состоялась в колледже Каюка. С восторгом и трепетом они наблюдали, как мистер Гилкрест установил контакт с молодой аудиторией. Процедура обнимания длилась почти два часа. По ее окончании с него ручьем лил пот, он едва стоял на ногах – борец, продержавшийся до конца.

– У меня есть друзья, которые живут не в кампусе, – сказал Хаббс. – Если хочешь, наверно, можно у них перекантоваться несколько дней.

Том собрал свои вещи, снял все деньги с банковского счета и в пятницу вечером незаметно покинул общежитие. Его родители, приехав на следующий день, нашли в его комнате лишь кое-какие книги, отсоединенный принтер, незаправленную постель и письмо, в котором Том рассказывал немного о мистере Гилкресте и извинялся за то, что не оправдал их надежд. Он сообщил, что намерен немного поездить по свету, и обещал поддерживать с ними связь по электронной почте.

«Простите меня, – писал он. – Я запутался. Но есть вещи, в которых я должен разобраться самостоятельно. Надеюсь, вы отнесетесь с уважением к моему решению».

* * *

Том прожил у приятелей Хаббса до конца семестра и перед тем, как они разъехались по домам на летние каникулы, снял у них жилье в субаренду. Хаббс перебрался к нему. Они устроились торговыми агентами в автосалон и в свободное время на добровольных началах выполняли поручения мистера Гилкреста: распространяли листовки, расставляли складные стулья, составляли список адресов электронной почты для рассылок, – в общем, делали все, что он просил.

В то лето события начали развиваться со стремительной скоростью. Кто-то выложил на «Ютьюбе» видеосюжет с участием мистера Гилкреста – под названием «Я – губка, впитывающая боль», – и ролик стал бешено популярным. Число слушателей на его лекциях росло, приглашения выступить следовали одно за другим. К сентябрю мистер Гилкрест арендовал законсервированную епископальную церковь в Рочестере, где по субботам и воскресеньям, в утренние часы, проводил длительные сеансы обниманий. Том с Хаббсом иногда продавали в вестибюле DVD-диски с записями его лекций с лотка, футболки – особой популярностью пользовалась модель с надписями «ОТДАЙ МНЕ СВОЮ БОЛЬ» на груди и «Я ЕЕ ВЫДЕРЖУ» – на спине – и мемуары «Отцовская любовь» – книга в мягкой обложке, которую Гилкрест издал за свой счет.

В ту осень мистер Гилкрест много ездил по городам и весям – это была первая годовщина Внезапного исчезновения, – выступая с лекциями по всей стране. Том с Хаббсом были в числе волонтеров, отвозивших его и встречавших его в аэропорту. Они постепенно узнавали его как человека и завоевывали его доверие. Весной, когда организация начала расширяться, мистер Гилкрест попросил их возглавить бостонское отделение, организуя выступления агитаторов в разных университетах и делая все, что они сочтут нужным, чтобы привлечь внимание студентов к тому, что он стал называть движением «Исцеляющие объятия». Парни пребывали в эйфории: на них возложена высокая ответственность, они стоят у истоков явления, зародившегося столь внезапно – как в свое время Интернет, думал Том. Однако от всего этого кружилась голова: события развивались слишком стремительно и одновременно в самых разных направлениях.

В то первое лето в Бостоне до Тома с Хаббсом стали доходить тревожные слухи от людей, с которыми они познакомились еще в Рочестере. Мистер Гилкрест изменился, говорили они, слава ударила ему в голову. Купил дорогой автомобиль, по-другому стал одеваться, слишком пристальное внимание уделяет восторженным молодым женщинам и девочкам-подросткам, которые выстраиваются в очередь, чтобы пообниматься с ним. Себя он окрестил «святым Уэйном», намекает на свои особые отношения с Богом. Пару раз назвал Иисуса своим братом.