будто зачаровать пытался. Или прощупать взглядом, ища признаки обмана. Я невинно улыбалась, как Яська во время покорения очередной жертвы, а палец что-то рисовал на гладкой столешнице. Потом мы еще минут двадцать проговорили, нарочно не касаясь новогодней темы, и пошли за покупками. Я не настаивала и даже не предлагала. Парень сам решил поработать носильщиком – добровольно и безропотно.

Первым делом заглянули в зоомагазин. Пока я выбирала переноску, лоток, шампунь и глистогонные таблетки, мучая молоденькую продавщицу вопросами об обильности пены и вероятных побочных эффектах от препарата, Иван, как малое дитя, прикипел к игрушкам для животных.

- Симпатичная косточка! – заговорщицки сообщил он. – Ой! Она пищит! Забавно!

- У нас еще мыши заводные есть, - засияла елочной лампочкой девочка за прилавком. – И мячики звенящие.

- Да-а? Покажите грызуна! – парень восторженно принялся крутить в руках мохнатое чудо технического изощрения. – Яна, может купить ее для Кляксы?

- Не стоит, - я замотала головой, представив изумленную пятнистую морду питомицы. Однозначно не оценит юмора, еще и фыркать до ночи будет. – Лучше корм взять гипоаллергенный и траву. Это семена. Заливаются водой и прорастают в течение нескольких дней. Получается зеленый и сочный кошачий салат. Ох, оставьте мышь в покое! Она у вас сейчас взлетит!

Я не преувеличивала. Парень вошел в раж, завел игрушечную животинку до предела, но не отпускал. Она воинственно жужжала колесиками, усердно вибрируя – того гляди выпрыгнет или взмоет до потолка. Видимо, лицо у меня было еще то. Иван быстро сунул грызуна сконфуженной продавщице. А вернуться к теме четвероногих решился через четверть часа – когда мы покинули супермаркет, нагруженные пакетами с продуктами.

- Клякса у вас не первая питомица, да?

- Вторая, - кивнула я. - Раньше был кот. Йода. Не надо хихикать! Ему повезло, что стал магистром. Антон пытался его Бэтменом назвать. Из-за ушей! Они у него как у летучей мыши были. Мы Йоду у собаки отбили. Потом лечили раненного. Это было семь лет назад.

- Антон – ваш родственник?

Вопрос оглушил майским громом, едва не разорвав барабанные перепонки.

- Кто? – я налетела на невидимую стену и не уронила пакеты только потому, что попыталась вонзить ногти в ладони через перчатки.

- Ну, тот, кто кота хотел Бэтменом назвать. Вы только что сами сказали… - Иван растерялся. Но моя защитная реакция проснулась. Мозг поставил барьер, не давая мыслям фокусироваться на том, о чем было строго-настрого запрещено думать.

- Так вот, - я продолжила путь на ватных ногах, не заботясь о реакции парня на странное поведение. – Йода. Он был пыльного цвета. Именно пыльного, а не дымчатого. Но глаза! Это был целый космос, а не глаза. Ярко-желтые. Как две луны! Кот жил у нас четыре года. А потом… потом… Ветеринары говорили, проблемы с почками. Йода не молодой к нам попал. Пытались снова лечить, но, увы, никто не живет вечно. Ни кошки, ни люди.

Иван снова проявил такт. Не стал заострять внимание ни на внезапной остановке, ни на торопливой болтовне. Поддержал беседу. Рассказал, что всю жизнь мечтал завести собаку, но не сложилось из-за маминой аллергии на шерсть. В детстве довольствовался черепахой с банальным именем Тортиллочка. Подростком получил в наследство от почившего дяди говорящего попугая Аркашу.

- Дядя был оригиналом, и птичка не без заскоков, - Иван закатил глаза. – Она знает немало приличных и безобидных фраз, но временами её заносит. Ладно б просто нецензурно выражалась, а то гостей обвиняет в краже воблы, к пиву приготовленной. А однажды вообще отмочила – в приезд свекрови сестры. Дамочка едва порог переступила, Аркаша на нее спикировал с грозным воплем: «Верни сервиз, мымра!»

Смешок получился вымученный, хотя в другой момент я бы расхохоталась от души. Все-таки воображением природа наградила красочным – полет, а, главное, приземление попугая изобразило в деталях. Иван догадался, что я не готова веселиться, и молчал, пока мы пересекали заснеженный двор, двигаясь по колее от автомобильных колес. Особой глубиной она не отличалась - большинство машин не сдвигалось с места с прошлого года и теперь обзавелось пушистыми шапками, а особо «ленивые» и шубами.

Расстались мы на этот раз у дверей квартиры. Опять обменялись рукопожатием.

- Я больше не стану вас тревожить, Яна, - пообещал парень на прощание и шепнул. - Но только прошу – будьте осторожны…

Спала я в ту ночь плохо. Ворочалась с боку на бок, пытаясь провалиться в сон. Но он всё не шёл. Тень от качающейся ветки за окном упрямо рисовала на обоях запрещенные сюжеты. Горькие и светлые. Я отчаянно пыталась их прогнать, чувствуя жжение в глазах от невыплаканных слёз. Но не могла. А, может, просто не хотела? Вдруг он настал – тот момент, когда пора открывать заслон, чтобы дать бурной реке воспоминаний выйти из берегов…

...Утро выдалось по-осеннему мерзопакостным. Холодный воздух просачивался сквозь куртку и обнимал вспотевшее от быстрого бега тело. Сырость влажной лапой гладила волосы, превращая в паклю. Под ногами хлюпало месиво из песка, мелких веток и мертвых темно-коричных листьев. Разумеется, я проспала. Не то шла бы сейчас по нормальной асфальтовой дорожке, а не срезала бы путь через газоны.

Настроение соответствовало погоде. Зверек, похожий на медвежонка гризли, уныло царапался в животе, предчувствуя тоскливый день. Первой по расписанию значилась физкультура, на которую я и летела, подозревая, что в зале во время беговой пятнадцатиминутной разминки окончательно скопычусь. Вообще-то, предыдущие три года я славилась злостной прогульщицей оной дисциплины (как и подавляющее большинство студентов журфака). Однако на четвертом курсе пришлось одуматься, ибо в конце года вместо привычного и достающегося потом и кровью зачета, значился экзамен. А прогулы точно не способствовали выставлению в диплом приличной оценки.

Следующими по списку шли два теоретических предмета, преподававшихся на редкость скучно и монотонно. Завершала день зарубежная литература. Последняя прежде не вызывала горестных вздохов, да и период изучался интересный – вторая мировая война. Однако преподаватель, доставшийся в этом семестре, оказался форменным садистом. Вы бы слышали, с каким вдохновением он рассказывал про описываемые в книгах концлагеря и камеры пыток!