Капитан-комендант жил в добротном каменном доме, построенном на окраине казарменного военного городка. Подходя к дому, миссис Грин спросила:

– Из вас кто-нибудь курит трубку?

– Нет.

– Нет.

– Нет.

– Жаль. Вен предпочитает людей, курящих трубку. А сигареты?

– Да.

– Да.

– Да.

– Это плохо. Он предпочитает, чтобы люди совсем не курили, раз не курят трубку. Мой муж в присутствии Вена всегда курит только трубку. Он, конечно, старше по чину, но в отношениях с Беном это в счет не идет. Мой муж побаивается Бена.

– Папа всегда приходит в замешательство в присутствии Ритчи-Хука, – сказала мисс Грин. – На него прямо-таки смотреть жалко.

Ленард громко засмеялся.

– Я не вижу в этом ничего смешного, – сказала миссис Ленард. – Я буду курить, если захочу.

Однако никто другой из приглашенных не присоединился к бунтарскому высказыванию миссис Ленард. Три стажирующихся алебардиста посторонились, чтобы дать возможность дамам пройти первыми, и, охваченные дурным предчувствием, последовали за ними через калитку палисадника. И действительно, отделенный всего лишь зеркальным стеклом окна гостиной, перед ними тотчас же предстал подполковник Ритчи-Хук, который в ближайшее время должен был стать бригадиром; он свирепо смотрел на них своим единственным, внушающим ужас глазом. Глаз был такой же черный, как и бровь над ним, как и повязка, закрывавшая место второго глаза на другой стороне свернутого набок костлявого носа. Ритчи-Хук смотрел этим глазом через монокль в стальном ободке. Он осклабился во весь рот дамам, бросил нарочито внимательный взгляд на свои огромные часы на руке и пробормотал что-то тихо, но явно с иронией.

– О, дорогой, – негромко молвила миссис Грин, – мы, должно быть, опоздали.

Они вошли в гостиную; полковник Грин, буквально трепетавший до этого от страха, взял небольшой серебряный поднос и, глупо улыбаясь, предложил бокалы с коктейлем. Подполковник Ритчи-Хук, скорее как сторожевой пес, чем как человек, узурпировавший права хозяина, широко шагнул им навстречу. Миссис Грин попыталась выполнить обычную функцию и представить гостей, но Ритчи-Хук бесцеремонно перебил ее:

– Фамилии еще раз, пожалуйста. Произносите их четко. Ленард, Сарам, Смит, Краучбек? Но я вижу только троих. Где же Краучбек? А, понимаю, понимаю. А кому принадлежит мадам? – Он метнул свой свирепый взгляд на миссис Ленард.

– Не я принадлежу, а мне принадлежит вон тот, – развязно ответила миссис Ленард, кивнув в сторону мужа.

Все получилось намного проще и лучше, чем предполагал Гай. Только Ленард, казалось, чувствовал себя несколько раздраженным.

– Отлично! – сказал Ритчи-Хук. – Очень хорошо!

– Он любит, когда с ним разговаривают так, – заметила миссис Грин, а полковник Грин восторженно вытаращил глаза.

– Джин для этой леди! – крикнул подполковник Ритчи-Хук. Он вытянул искалеченную правую руку в черной перчатке, на которой уцелели только средний, указательный и половина большого пальца, схватил бокал и преподнес его миссис Ленард. Но веселое настроение быстро улетучилось, и бокал для себя Ритчи-Хук уже не взял. – Очень хороший напиток, если вам не нужно быть на ногах после завтрака, – добавил он.

– Что ж, мне не нужно, – сказала миссис Ленард. – По воскресным дням я обычно отдыхаю.

– На передовой не существует никаких воскресных дней, – возразил подполковник Ритчи-Хук. – С этой привычкой соблюдать уик-энды можно проиграть войну.

– Вы бьете тревогу и наводите уныние, Бен.

– Извини, Джеф… Этот полковник всегда был самым башковитым человеком, – добавил Ритчи-Хук, как бы объясняя смиренное согласие с критикой Грина. – Он был начальником оперативно-разведывательной части штаба бригады, когда я командовал всего только взводом. Потому-то он и живет в этом прелестном особняке, в то время как я прозябаю в палатках. Вы когда-нибудь жили в палатке? – неожиданно спросил он Гая.

– Да, сэр, непродолжительное время. Я жил в Кении и несколько раз путешествовал по отдаленной дикой местности.

– Это очень хорошо. Джин для старого колониста! – Он снова протянул черную культяпку, схватил еще один бокал с коктейлем и всунул его в руку Гая. – А охотиться вам приходилось?

– Однажды я убил старого льва, который забрел на ферму.

– А как ваша фамилия? Краучбек? Я знал одного молодого офицера из Африки. Но у него, кажется, была другая фамилия. Вот увидите, ваш африканский опыт пригодится вам больше, чем сотня штыков. В моих списках есть один никудышный парень, проживший половину своей жизни в Италии. Я и пенса не дам за его опыт.

Мисс Грин подмигнула Гаю, но промолчала.

– Я тоже повеселился в Африке, – продолжал Ритчи-Хук. – После одного очередного несогласия с начальством меня откомандировали в пехоту в Африке. Хорошие ребята, если держать их в ежовых рукавицах, но чертовски боятся носорогов. Один из наших лагерей был разбит около озера, и вы знаете, каждый божий вечер через плац для строевых занятий этого лагеря на водопой к озеру повадился ходить носорог. Чертовская наглость! Я хотел пристрелить его, но командир понес какую-то чепуху насчет того, что необходимо иметь разрешение на отстрел дичи. Это был необыкновенный консерватор и весьма щепетильный офицер, который имел не менее десятка рубашек, – пояснил Ритчи-Хук, как бы давая точное определение типу человека, повсеместно признаваемому отвратительным. – Так вот, на следующий день я установил на месте водопоя несколько ракет с взрывателями и взорвал их прямо перед носом этого наглого зверя. Я никогда не видел, чтобы какой-нибудь носорог бежал быстрее, чем этот! Прямиком через лагерь! Наскочил на какого-то чернокожего и ударил его прямо в живот. Какой раздался вопль, если бы вы слышали! После этого меня уже ничто не могло удержать от выстрела в него. Конечно, не в тот момент, когда он вонзился своим носом в сержанта.

– Что-то наподобие «бечуанского живота», – заметила миссис Ленард.

– А? Что такое? – отозвался подполковник Ритчи-Хук, недовольный на этот раз развязностью миссис Ленард.

– А где это происходило, Бен? – вмешалась миссис Грин.

– Сомали. На границе с Огаденом.

– А я и не знал, что в Сомали водятся носороги, – сказал полковник Грин.

– Теперь их там на одного меньше.

– А как же сержант?

– О, через неделю он уже ходил на строевые занятия.

– Не все из того, что говорит подполковник Ритчи-Хук, следует принимать всерьез, – сказала миссис Грин, обращаясь к Гаю.

Они прошли в комнату, где был накрыт стол для завтрака. У стола стояли два алебардиста. Миссис Грин подошла к столу первой. Ритчи-Хук схватил искалеченной рукой в перчатке вилку, пронзил ею кусок мяса, быстро изрезал его на квадратные кусочки, положил нож, переложил вилку в другую руку и начал торопливо и молча есть, окуная кусочки мяса в соус из хрена и бросая их один за другим в рот. Через некоторое время он опять заговорил. Находись подполковник Ритчи-Хук на каком-нибудь менее радушном приеме, будь на нем форма не алебардистов, а какая-нибудь иная, могло бы показаться, что он, уязвленный бесцеремонным вмешательством миссис Ленард в его речь, всячески стремился поставить ее в затруднительное положение: так пристально он смотрел на нее своим единственным свирепым глазом, так прямо, казалось, были нацелены все его последовавшие затем слова на разрушение надежд и на обострение восприимчивости новобрачной.