на клён, рыцарь как назло увидел именно тот зелёно-жёлтый лист, который никак не хотел поддаваться порывам ветра и падать на влажные камни садика. Тяжёлые воспоминания об отступлении из Дербен, которыми ему пришлось поделиться с королём и сказка нуониэля о листе надежды переплелись в одно целое, явив Гвадемальду новое осознание непостижимости мира. Рыцарю вдруг показалось, что всё, что он знал до сих пор, не имеет никакого значения. Будто все идеи, слышанные им прежде, не более чем выдумки, не имеющие ничего общего с реальным миром. Рыцарь понял, что сам внешний мир, начинающийся на поверхности его тела и не имеющий конца и края – это не более чем миф, а его внутренний мир, заканчивающийся как раз поверхностью тела, но простирающийся внутрь, в глубину его души до бесконечности, никогда не достигая центра – это совсем не миф. По крайней мере, этот мир внутренний не менее реален мира внешнего, и всякое действие во внешнем мире отражается на мире внутреннем. Гвадемальд шёл мимо окошечек, и видел поочерёдно, то клён, с опадающими листьями, то полосы каменных стен. Рыцарю стало обидно оттого, что часто в его жизни, изменения во внутреннем мире, не отражались на том, что происходило с ним в мире внешнем. Как будто бы внутренний мир был в заключении у мира внешнего, гораздо более крупного и важного. Теперь, когда Гвадемальд пришёл к пониманию, что оба этих мира бесконечно огромны, стало ясно, что один мир не может быть узником другого. Если мир внешний имеет центр, но не имеет края, а мир внутренний имеет край, но не имеет центра, то решить, который мир важнее не представляется возможным. Но сложнее всего для рыцаря оказалось решить, где же он существует на самом деле – в каком из миров. И в каком из миров ему следует быть по правде: там, на дворике с теряющим листву клёном или тут, в коридоре с бойницами и выцветшими гобеленами? Может быть, когда этот зелёно-жёлтый лист опадёт, мысли проясняться? А если лист не опадёт? Если это и есть тот лист надежды, и в скором времени Гвадемальд, не сорвавший этот лист самостоятельно, как гласит предание – лишиться чего-то очень важного, без чего невозможно существовать?

Утром следующего дня из Идрэна потянулась колонна воинов, обозы, фураж, табуны скакунов, тяжёлые деревянные вагоны, забитые разными людьми и грузами. Армия рыцаря Гвадемальда обретала физическую форму. Рождался живой организм, цель которого определена ещё до рождения – сокрушить врага. Этот гигант, непомерно сильный и до безобразия глупый, начинал свою короткую жизнь тихо и радостно, как и всякое дитя. Он был приятным на вид, прилично пах и вызывал у кого восторг, у кого мление. Скоро, этому организму потребуется пища, много пищи. Голод этого чудовища будет неутолим – сожранным окажется всё, что попадётся на пути. Этот голод и предопределит короткий век чудовища. Пища рано или поздно кончится, зверь станет дряхлым, слабым, разваливающимся на части вонючим телом. И если он не разложится напрочь, то просто сожрёт сам себя. А пока этого не произошло, необходимо, чтобы зверь выполнил своё предназначение – уничтожил чудовище подобное ему самому. Но в этом случае, ни Гвадемальд, ни воевода Сегур Крестовий, ни сам король Девандин, не предполагали, насколько громадно и свирепо то другое чудовище, поджидающее в конце пути.

Утром, перед тем, как встретиться с королём, Гвадемальд посетил внутренний дворик. Садовники не появлялись; всё вокруг мирно спало в осеннем забытьи. Три листа оставалось на клёне: два сухих, коричневых и один тот самый зелёно-жёлтый, крепкий, всё ещё полный жизненных соков. В душе рыцаря ещё теплилась надежда на то, что все три листа опадут, или же все три листа останутся на дереве, а он уедет обратно в Дербены. И всё же нет да нет, а рыцарь постоянно возвращался к мыслям о том, что же это важное в его жизни, что он потеряет, если перед ним действительно лист надежды, который ни один человек в здравом уме не осмелится сорвать.

На этот раз короля Девандина он встретил в королевской кузне. В холощёных штанах с голым торсом, потный король качал меха, раздувая угли. Подмастерьев и кузнецов нигде не было. Король в одиночку занимался созданием какой-то оковки для щита.

– Видишь, Буртуазье, какое дело ты устроил? – спросил у рыцаря король, напряжённо качая меха и не давая своему собеседнику помогать себе. – Забрал у меня армию. Теперь вот самостоятельно готовлюсь защищать град стольный! Шучу я! А ты людей береги! Сегур уже доложил, что рыцарям отправлен мой приказ. Они нагонят тебя на марше. Ты по реке скорее дойдёшь до форта. Все остальные, по моим разумениям, догонят тебя за три-четыре дня.

Король отложил своё занятие, подошёл ближе к Гвадемальду и стал вытирать руки о старую грязную тряпку.

– Все эти разбойники и тьма за третьими вратами, конечно, очень меня волнуют, – продолжал король, – но скажу прямо, рыцарь – ты всё исправишь. Я в тебя верю.

– Служу верой и правдой! – вытянувшись по струнке, отрапортовал Гвадемальд, но король тут же хлестнул его по груди грязной тряпкой.

– Перестань! – рявкнул Девандин. – Знаешь ведь, что не по нраву мне такое. Не для того я сказ начал, чтобы ты мне рвение своё выказывал. Я это говорю к тому, чтобы ты одно дело делал, а другого не портил. Понимаешь, о чём я толкую?

– Чего же здесь испортить можно, ваше величество? – удивился Гвадемальд.

– Ломпатри! Смекаешь теперь, милый друг? – ответил король. – Разговор наш вспомни: ты обмолвился, что не хотел ухода рыцаря Ломпатри из Дербен. Конечно, чем больше рыцарей в провинции, тем хлопотнее разбойникам. Но разве в этом истинная причина твоих желаний держать этого атарийца поближе? Ты чувствовал, что это правильный шаг, но не знал, почему. А я тебе скажу, почему. Ломпатри разыскивается за убийство рыцаря Гастия. Если он не объявится в ближайшее время, отношения с Атарией ухудшатся. Я не хочу войны, король Хорад тоже. А хочет ли войны Варалусия?

– Рыцари Варалусии не уступают в чести нашим рыцарям, – ответил Гвадемальд. На самом деле, он не знал, что ответить своему королю, и поэтому сделал это странное, но справедливое заявление.

– Но рыцари Варалусии должны считаться с тем, что их земли граничат с Местифалией и Сарварией. А когда в тамошних землях узнают, что Атария лишилась своего главного воеводы, что придёт им на ум?

– За Местифалию и Сарварию я не ручаюсь, ваше величество. Там нет рыцарей, – ответил Гвадемальд.

– Последний раз Ломпатри видели