Дрисколл гадал, как начальник штаба ухитрялся заметить его дефект. Синклер с наслаждением вспоминал развязку перед Севернским тоннелем. Любезноу в подробностях описывал свои многочисленные эскапады, а Бригг мысленно ложился в постель с Филиппой Раскин. Толстяк Фред разносил пиво.

А потом все остановилось. Остановилась музыка, лившаяся из громкоговорителя, и голос диктора объявил, что сейчас начнется программа новостей. В палатке воцарилась тишина, хотя снаружи, под плодородной луной, продолжали неистовствовать сверчки, а в болоте надрывались лягушки. Солдаты же только еще ниже склонились над своими стаканами и замолчали, прислушиваясь.

Фред Орган беспокойно шевельнулся за своей импровизированной стойкой и смахнул с нее несуществующую пыль. Лица солдат, освещенные тусклым светом коптящих керосиновых ламп, застыли, стали пустыми и жесткими. Как и каждый вечер, все ждали новостей из далекого дома. Наконец зазвучал голос диктора; его размеренная и четкая речь понеслась над лагерем, над джунглями, над деревьями, в вершинах которых дремали равнодушные обезьяны. Им было наплевать и на снежные заносы в Апеннинах, и на дебаты в Парламенте, и на розыгрыш Кубка Футбольной ассоциации.

После выпуска новостей все чувствовали себя чуточку несчастнее и некоторое время сидели не шевелясь. Наконец, – медлительно, неуверенно, то ли как верующие на причастии, то ли как неприкаянные души, ищущие дорогу в недоступный для них мир теней, – солдаты задвигались и потекли к стойке, чтобы заказать еще пива.

Земляной пол в палатке не был идеально ровным, и стол, за которым сидел Дрисколл, стоял немного криво. Сержант давно обратил на это внимание, но только сейчас он поднял стакан и, налив на стол немного пива, стал смотреть, как прямой и быстрый ручеек покатился под уклон – туда, где, положив на столешницу мощные, словно из дерева выточенные локти, сидел Любезноу. В нужный момент Дрисколл добавил еще жидкости, и ручеек, замерший было на полпути, снова побежал вперед, став при этом несколько шире. Сам сержант с видимым интересом наблюдал за его продвижением. Изредка желтая, словно масляная, струйка пива притормаживала, огибая сучки и щербины на дереве; один раз она вынуждена была задержаться надолго, так как путь ей преградил сигаретный окурок, однако в конце концов она достигла лежавших на столе рук Любезноу и попыталась проникнуть под ними.

Любезноу отдернул руки с таким проворством, словно прикоснулся к змее, и пиво хлынуло дальше широким потоком. Вот поток раздвоился, огибая полупустую кружку сержанта, и снова сомкнулся за нею. Дрисколл продолжал лить пиво на стол. Взгляд Любезноу двинулся вверх по течению – и встретился с насмешливым взглядом первого сержанта.

– Что это ты, черт побери, делаешь? – осведомился Любезноу.

– Вот досада! – фыркнул Дрисколл. – Извини, я, кажется, пролил немного пива.

Возобновившиеся было шум и разговоры снова стихли. Разумеется, это произошло не сразу: сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, словно рушилась стена, и наконец все смолкли. «А тот парень из Манчестера оказался педиком…» – произнес в полной тишине чей-то одинокий голос и оборвался, не закончив фразы. Все лица повернулись к сержантам.

Любезноу молча рассматривал Дрисколла. Оба все еще сидели за столом на противоположных концах длинной деревянной скамьи.

– Я слышал, – ровным голосом сказал Дрисколл, – что кое-кто сегодня отличился. Блестящая операция по захвату деревни, так мне сказали…

Широкое лицо Любезноу сделалось жестким, как высохшая глина.

– Это была просто тренировка, – сказал он после непродолжительного молчания. – Чтобы показать этим сосункам, что к чему…

– Разумеется, – согласился Дрисколл. – Но ты, кажется, неплохо провел там время?

Бригг задумался, что имел в виду Дрисколл. Очевидно, тем же вопросом задался и Любезноу, который метнул на Бригга острый взгляд. Бригг отвернулся.

– На что ты намекаешь? – спросил Любезноу.

– Ни на что. Просто эти малайцы никогда не причиняли нам неприятностей. Насколько мне известно, они даже помогали нам чем могли. До сегодняшнего дня…

– Что за дерьмо?! – воскликнул Любезноу.

Краем глаза Бригг видел, как Фред Орган замахал своими большими белыми руками словно двумя веерами, отчего его большой живот, лежавший на стойке, тоже пришел в движение.

То, что сделал Дрисколл, было старой как мир школьной шуткой. Он просто встал, встал внезапно и быстро, освободив свой конец скамьи. Скамья взлетела вверх, словно открывающаяся крокодилья пасть, и Любезноу покатился на земляной пол.

Схватившись сначала за стол, а потом – за протянутую руку Синклера, Любезноу неловко подтянулся и встал. Отряхнув колени, он двинулся вокруг стола к Дрисколлу, который уже стоял на свободном пространстве в центре палатки.

Ближайшие к ним солдаты засуетились, торопясь убраться с дороги. Несколько человек одновременно вскочили, опрокинув стол, и на пол полилось пенистое пиво.

Но Дрисколл и Любезноу так и не успели сойтись. Двигаясь с удивительным для своей фигуры проворством, сержант Фред Орган втиснулся между бойцами. Казалось, он был целиком сделан из колышущейся резины; в его теле не было ни капли мускулов – только фунты и фунты жира – но он был тяжелее обоих вместе взятых. Он положил одну пухлую ладонь на грудь Дрисколла, вторую – на грудь Любезноу, и эти мягкие, как подушки, руки удержали сержантов от столкновения. Дрисколл, правда, стоял неподвижно, но Любезноу продолжал напирать, и ладонь Фреда остановила его.

– Не вздумайте!… – громко выкрикнул Фред Орган испуганным бабьим голосом. – Не здесь!

Сейчас Фред был похож на нервного полисмена, регулирующего уличное движение.

– Не здесь, – повторил он и, строго поглядев на противников, прошептал с укоризной: – Вы же сержанты, не забывайте…

Дрисколл, который мысленно уже приготовился ради правого дела расстаться со своими сержантскими шевронами, рассмеялся и сказал:

– Все в порядке, Фред. Я и не собирался драться.

С этими словами он повернулся и вышел из палатки в темноту, что-то напевая себе под нос. Орган убрал руку с груди Любезноу и положил на плечо.

– Выпей, – предложил он.

Любезноу состроил недовольную мину, однако покорно последовал за Фредом и, получив бесплатную пинту пива, устроился с ней за дальним столиком. Бригг, исподтишка за ним наблюдавший, видел, как пальцы Любезноу беспокойно стискивают бокал.

Фред вернулся за стойку и принялся протирать пивные стаканы. От быстрых движений складки жира на его шее, на щеках и на обнаженных руках тряслись, словно желе.

В палатке было по-прежнему тихо. Почти никто не разговаривал, и никто, кроме Дри-сколла, не ушел. Посетители «Бара Фреда» сидели неподвижно, как деревянные колоды, освещенные тусклым светом ламп.

– Бесплатную кружку пива тому, кто споет песню, – сказал Фред голосом заботливой мамаши из женского кружка по воспитанию детей. – По-моему, дело того стоит, как вы считаете?