Месть Резака не заставила себя долго ждать. Он провел серию ударов, и Антонио стоило большого труда их отразить. Уклониться от удара. Повернуться. Сделать ложный выпад. Антонио вошел в ритм и на время забыл обо всех своих проблемах.

Через секунду он обнаружил прореху в обороне соперника. Удар. Резак выступал в легком весе, Антонио был потяжелее, и он без зазрения совести использовал свое преимущество, чтобы прижать соперника к сетке. Дальше все было просто.

Кулак Антонио угодил в челюсть Резака, из разбитого рта хлынула кровь.

Но Резак с неожиданным проворством ринулся вперед. Его лицо было искажено яростью. Удар пришелся Антонио в висок.

Жестокая боль взорвалась в голове Антонио, на несколько мгновений ослепив его. Перед внутренним взором мелькнули рыжие волосы Ванессы, ее размытый образ, несколько сцен из прошлого. Вот они кричат друг на друга. Разговаривают. Смеются. Антонио в постели с Ванессой, ласкает ее обнаженное тело, целует ее.

Что-то в этих обрывочных воспоминаниях показалось ему странным. Что-то было не так. Он не мог… Но у него не было времени на размышления.

«Не показывай свою слабость». Антонио кружил по рингу, стараясь прийти в себя. Восстановив силы, он ринулся в атаку. Апперкот, двойной удар. Никакой пощады.

Часто бойцы покидали ринг и расходились мирно, пожав друг другу руки. Но сейчас был не тот случай.

Через несколько мгновений все было кончено. Антонио вытер кровь, заливавшую правый глаз. Резак корчился на ринге, издавая стоны.

Антонио поморщился. В его памяти теснились воспоминания о жене. Во рту чувствовался металлический привкус крови. Антонио огляделся.

– Кто-нибудь еще хочет сразиться со мной? – спросил он.

Желающих не нашлось.

Антонио проскользнул в дом и заперся в своей спальне, чтобы никто не увидел его с разбитым лицом. А в особенности Кейтлин. Рассеченная кожа над бровью не представляла угрозы для жизни, но и не украшала его. К тому же он не расположен был общаться с кем-либо сейчас, когда в его крови все еще кипел адреналин.

Он долго стоял под обжигающе горячим душем во второй раз после боя, постепенно приходя в себя. Теперь его уже не снедало желание наносить удары направо и налево.

Он не может жить на ринге. Необходимо найти разумное решение, баланс между желанием драться и остальной жизнью. Если он не сможет этого сделать, какой из него отец? Чему он сможет научить своих детей?

Антонио уже выходил из ванной, вытирая мокрые волосы полотенцем, когда кто-то постучал в дверь его спальни. Он обернул полотенце вокруг бедер и открыл дверь.

– Привет, – сказала Кейтлин и, покраснев, потрясенно уставилась на его обнаженный торс.

Антонио нравилось смотреть, как она краснеет, а теперь, когда в нем бушевал адреналин, этот румянец вызвал у него жгучий прилив желания.

Кейтлин, нахмурившись, всмотрелась в лицо Антонио.

– Что случилось? У тебя кровь идет.

– Ударился обо что-то, – пожал он плечами. Кейтлин прищурилась. – Ладно. Я ударился о кулак другого парня. Я ездил сегодня в «Фалько».

Выражение ее лица не изменилось.

– Тебе нужен антисептик? Может быть, пластырь?

Антонио улыбнулся:

– Ни один уважающий себя боец не покажется на людях с пластырем на лице. Спасибо за заботу, уже совсем не больно.

Рана в самом деле не болела, потому что тело все еще не остыло после боя и по привычке игнорировало боль. Зато оно реагировало на Кейтлин, которая стояла совсем близко.

– Входи, – пробормотал Антонио, шире распахивая дверь.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Тогда зачем ты здесь, Кейтлин?

Она отвела глаза и откашлялась.

– Я хотела обсудить с тобой кое-что, но не знала, что ты… э-э-э… не одет.

– Неужели? – Он пристально посмотрел на нее. – Иногда такое случается за закрытыми дверями. Вот я сейчас покажу тебе.

Но стоило ему взяться за полотенце, и Кейтлин в ужасе зажмурилась.

– Нет, нет! Ладно. Я поняла. Мне не следовало приходить в твою спальню, особенно теперь, когда ты только что вернулся из клуба. Я не знала, что ты ездил туда, но ты не пришел на ужин, и я беспокоилась, и… в общем, это была ошибка.

Кейтлин повернулась, явно собираясь сбежать. Снова. Но не успела она сделать и шага, как Антонио схватил ее за руку.

– Кейтлин, перестань убегать от меня.

Он мягко повернул ее к себе и вгляделся в глаза, стараясь пробиться через броню, которой она себя окружила, но увидел только смущение и растерянность.

– Входи, – снова предложил он.

– Я не могу. – В ее расширенных глазах плескался страх. Она взглянула на его рассеченную бровь. – Я… боюсь.

Побледнев, Антонио опустил руку, сжав ее в кулак. Костяшки пальцев были покрыты ссадинами после удара, пришедшегося Резаку в челюсть.

Он заставил Кейтлин смотреть, как дерется на ринге, вынуждает против ее воли оставаться с ним теперь, когда на его лице кровоточит очевидное доказательство его жестокости. Он едва не затащил ее в свою комнату, руководствуясь своими эгоистическими желаниями. Она заслуживала другого обращения.

– Я не обижу тебя, – хрипло сказал он и откашлялся. – Мне больно, что ты могла так подумать обо мне.

Она посмотрела на него, и в ее глазах блеснули слезы.

– Я боюсь не тебя, – поправила она дрогнувшим голосом. – Я никогда тебя не боялась. Я…

Но если не он вызывал у нее страх, тогда что? И почему ей так трудно объяснить это?

– Тогда скажи мне, – мягко попросил он и, взяв Кейтлин за руку, почти заставил ее переступить порог. – Что ты чувствуешь, когда я делаю вот так?

Он медленно поднял ее руку и положил себе на грудь, туда, где билось сердце.

Кейтлин молча смотрела на свою ладонь, прижатую к груди Антонио.

– Твердая, как гранит, – прошептала она. – Как ты. Твердый, жесткий, но внутри совсем другой.

– Какой?

– Настоящий Антонио.

Его имя сорвалось с ее губ, как едва слышный стон.

Да, он был Антонио. И в то же время нет. Потому что не мог сложить все кусочки мозаики в единое целое.

– Все в тебе прекрасно, – прошептала Кейтлин. – То, как ты ходишь, как держишь на руках детей, как двигаешься на ринге. Я не могла оторвать от тебя глаз…

– Тебе понравилось смотреть, как я дерусь?

– Я даже не думала, что это может быть так… интересно. Твое тело было таким гибким, движения так гармоничны. Для меня это словно песня, которую слышишь один раз и потом не можешь забыть, потому что она западает тебе в сердце.