Из века в век слетались в Алушту со всей округи, а, возможно, и со всего мира, тысячи черных ворон, которые гнездились на гигантских стометровых тополях, также испокон веков растущих вдоль алуштинских берегов, и своими мерзкими криками сводили с ума алуштинских жителей. Не было никому житья от постоянного переругивания взъерошенных черных ворон, невозможно было дышать от смрада, исходившего от того ядовитого помета, который извергали из себя черные пришлые вороны. А происходило все это потому, что Аллах избрал Алушту местом, куда слетались души всех склочных женщин мусульманского, да и не только мусульманского мира, которых Всевышний особенно не любил, и приговорил их к вечному поселению, а также к вечному проклятию в этих неприступных местах. Была алуштинская долина в те времена каменистой и неприступной, но от тысяч тонн ядовитого вороньего помета, на котором все росло, словно на дрожжах, появились здесь прекрасные сады и деревья, потекли прозрачные реки с волшебной золотистой форелью, поселились звери и птицы, а вслед за ними и люди, которые благословили Аллаха за тот щедрый дар, который он им ниспослал. Так наказание и ад для одних обернулись благословением и раем для других, и в этом видна благостная воля Всевышнего, прозревающего все на тысячи лет вперед и назад, делающего черное белым, а белое черным, прощающего грешников, и тяжко наказывающего нечестивцев. Превратилась Алушта в цветущий сад, спилили местные жители гигантские, стоящие у моря тополя, населенные мерзкими черными воронами, этими душами всех склочных жен мира, и думали, что навсегда избавились от этого зла. Но как бы не так! Обернулась черные алуштинские вороны черными алуштинскими старухами, разбежались по всему городу, попрятались по всем углам, и никуда отсюда не делись, ибо по-прежнему остается Алушта местом ссылки для всех склочных жен нашего грешного мира. Просто по милости Аллаха, пожалевшего алуштинских жителей, превратились они из черных ворон в черных старух, и по-прежнему изливают свой ядовитый, невидимый до поры помет из своего чрева и из своих уст на всех, кто случайно проходит мимо. Но по милости Аллаха это стало не так заметно, да и на помете, извергаемом старухами, все вокруг растет и благоухает еще пуще прежнего. Если у кого из вас скончалась в роду склочная женщина, ищите ее душу среди алуштинских ворон, или среди алуштинских старух, ибо и тех, и других особенно много в этом городе.

Каждый, кто имел возможность посещать литературные салоны и кафе Крыма, слышал, разумеется, историю о Черной Музе, вечной спутнице наиболее одаренных, и даже гениальных крымских поэтов. Новичка, какого-нибудь начинающего и робкого литератора, автора всего лишь двух-трех рассказов или стихотворений, обычно потчуют этой историей где-нибудь в углу, вдали от шумного сборища подвыпивших литераторов, за столом, уставленным бутылками с местными крымскими винами, почти все из которых, разумеется, уже давно выпиты, и по щеке старого мэтра, из уст которого слышит новичок эту историю, бежит в бокал с давно выдохнувшимся шампанским скупая и горькая слеза поэта. О, эти скупые слезы старых и умудренных опытом крымских поэтов, – они дорогого стоят, и ими ни в коем случае не следует пренебрегать! Старый крымский поэт, кажущийся вам дедушкой, смешным и нелепым неудачником, дожившим до шестидесяти лет и выпустившим за это время всего лишь одну-единственную книгу стихов, на самом деле гениальнее многих признанных мировых гениев, и только лишь личная скромность мешает ему признаться вам в этом. Впрочем, он уже готов рассказать молодому, жаждущему сенсаций и страшных откровений поэту все, что он думает о своей гениальности, но молодой поэт перебивает его, и требует то, ради чего он и пришел в это полупьяное и шумное собрание бездарей, гениальных одиночек и никчемных литературных кустарей: историю о Черной Музе. И старому бородатому поэту с морщинистыми щеками не остается ничего иного, как глубоко вздохнуть, и начать шепотом, поминутно оглядываясь по сторонам, а потом, осмелев, все громче и громче, привлекая к себе внимание окружающих, рассказывать историю о судьбе молодого поэта, полного надежд и самых высоких стремлений, встретившего на берегу моря свою Черную Музу. Историю о высоком таланте и блистательных откровениях, закончившихся полнейшим бессилием и забвением. Историю о безумной любви и страстных объятиях, которые высушивают тело и душу вчерашнего молодого поэта и превращают его в дряхлого старика, давно исписавшегося и уже ни на что не способного, завсегдатая бесчисленных крымских литературных кафе и салонов, который утром был гением, а вечером стал ничтожеством, но уже ни за что не может забыть свою Черную Музу, которая перешла ему дорогу на мокром морском берегу, и навсегда изменила его судьбу. Историю о черней Музе, давно уже ставшей местной легендой. «Никогда, никогда не смотрите на нее, – шепчет своему собеседнику старый поэт с заплаканными морщинистыми щеками, роняя слезы в бокал с давно остывшим шампанским, – потому что тот, кто посмотрит на нее хотя бы один раз, будет проклят на всю жизнь, и никогда не сможет освободиться от этой страшной любви, никогда не сможет освободиться от этой страшной колдуньи, став навсегда ее преданным и жалким рабом!» Старый морщинистый поэт говорит еще что-то, а молодой литератор, его зачарованный слушатель, уже все видит каким-то внутренним пронзительным зрением: он видит берег моря, мокрый и заваленный бурыми, пахнущими йодом водорослями, видит своего собеседника, молодого, полного самых высоких надежд и стремлений, шепчущего в безумном вдохновении страстные поэтические строки, и тонкую фигуру закутанной в черную шаль женщины, выходящую из-за поворота ему навстречу. Он видит, как встречаются их глаза, как тянутся вперед, и намертво сжимают ладонь с ладонью их руки, как губы, повинуясь безумной любви с первого взгляда, соединяются в долгом сладостном поцелуе. Он видит, как бредут потом, обнявшись, молодой поэт и черная незнакомка, которую тот называет своей Черной Музой, дальше вдоль туманных и каменных крымских брегов, как живут они несколько дней в бедной рыбацкой хижине, как из-под пера молодого поэта выходят несколько поистине гениальных стихов, и как на этом все и заканчивается, потому что Черная Муза не может долго сопровождать одного и того же поэта. Она высасывает из него все: талант, молодость, красоту, надежды, подарив два-три поистине бесценных шедевра, с которыми несчастный живет потом всю жизнь, а сама бесследно исчезает из его судьбы. Исчезает, чтобы за поворотом встретить нового безумца, молодого, сильного и рьяного, воображающего, что ему подвластны весь мир и все его чудеса, и что ничто не сможет остановить его безудержного стремления к славе и совершенству. «Никогда, никогда не становитесь крымскими поэтами, – шепчет старик с седой окладистой бородой и морщинистыми заплаканными щеками, – бегите из этого гиблого места, ибо судьба крымского поэта печальна и незавидна! ибо почти каждый крымский поэт встречал на мокром морском берегу, заваленном водорослями и старыми раковинами, выходящую к нему из-за поворота одетую в черную шаль женщину поразительной красоты, которая становилась его Черной Музой, и за несколько дней превращала его в дряхлого беспомощного старика, автора двух или трех стихотворных строчек, эдаких крупиц блестящего золотого песка, на которые он существовал потом всю свою оставшуюся жизнь!» Старый поэт с белой окладистой бородой тянет к своему молодому собеседнику иссохшие и дрожащие от невзгод и вина рука пиита, пытаясь уберечь его от неизбежного, но тот вскакивает на ноги, и – даже не осушив до дна свой все еще полный бокал, покидает литературное кафе, в котором больше находиться не может. Ему претит это сборище местных неудачников и некрофилов, этих ходячих анекдотов и вечных пошляков, претендующих на высокое звание пиита или писателя. Его тянет на волю, на свежий воздух, туда, на берег вечно шумящего и бурлящего Черного моря, заваленного выброшенными из его темных глубин бурыми водорослями, где под крики чаек выйдет ему навстречу из-за поворота, вся в пене и мельчайших капельках морской воды, окутанная сиянием солнечных лучей его Черная Муза, которая подарит ему вдохновение, не снившееся еще никому, а потом погубит, превратив через несколько дней в неудачника и жалкого старика, неспособного написать уже ничего. Ибо всякого, кто повстречал на крымских брегах свою Черную Музу, ожидает именно такая злая судьба.