Рина вспыхнула. Вчера после неприятного разговора с Крайстом и с матерью она выговорилась перед Антоном, но рассказывать об этом в круге… Нет, ей этого не хотелось.

Елизавета, скорее всего, узнала, что Антон вчера сбежал от нее к Рине и они всю ночь пили. И вот решила в отместку выставить ее дурой перед всеми, а особенно перед Крайстом.

Рине стало стыдно. Она попыталась сказать, что спала хорошо, но по лицам присутствующих прочитала, что они все поняли.

– Рина, как твое самочувствие? – мягко спросил Крайст. – Есть чем поделиться?

Рина потерла гудящую переносицу и ничего не ответила. Она кожей чувствовала на себе торжествующий взгляд Елизаветы.

– Она ведь совсем не спала, бедняжка, – Елизавета не унималась. – Я случайно услышала ночью, как она с кем-то говорит.

– Лиза, – на этот раз голос Крайста звучал твердо и убедительно, – хочу напомнить, что мы здесь говорим только о себе. Если Рине нужна твоя поддержка, она всегда может ее сама попросить, а до тех пор соблюдайте очередь говорения, пожалуйста.

Он снова повернулся к Рине, а Елизавета поджала губы.

Надо признаться, в этот момент Рина и правда почувствовала поддержку, потому что, будь она вне этого круга, вряд ли бы кто-то так же охотно мог ее защитить.

Но все же она не собиралась ничего рассказывать и хоть как-то комментировать ситуацию. Елизавета может пойти лесом, ей не пробиться сквозь выстроенный барьер, который Рина училась возводить уже не один год. А Крайст запросто перетерпит.

Подтверждая ее мысли, ведущий спокойно сложил руки на груди и пожал плечами:

– Это твоя воля, Рина. Сообщи, если захочешь что-нибудь сказать. Кто дальше?

Рина выдохнула и отвернулась к окну. Сегодняшнее занятие с самого начала далось ей тяжело, а это значило, что вряд ли и дальше она получит что-то полезное для себя. Лучше не высовываться, однако…

– Меня очень тревожит, что Рина продолжает употреблять алкоголь.

Рина с удивлением услышала голос Ларисы и, округлив глаза, повернулась к ней.

– Мы ведь здесь для того, чтобы исправить ситуацию, а не усугублять, правильно? – продолжала женщина, все больше подкрепляя ощущение удара под дых.

Она говорила и переводила взгляд с Крайста на Рину и обратно. Ведущий слегка нахмурился, но все равно кивал, будто соглашаясь.

Рина понимала, что Лариса права, но сам факт ее выступления обижал ее: она ведь считала, что из всех участниц группы именно Лариса за нее, но, похоже, все они здесь заодно.

– Ты права, Лариса, но дело ведь не в Рине, – ведущий снова, на удивление, сумел обойти острые углы. – Почему тебя так задевает ее поступок?

Лариса всплеснула руками.

– Мне казалось, мы здесь, чтобы помогать друг другу.

Крайст кивнул:

– Это правда.

– Я не чувствую в себе прогресса, когда одна из участниц уходит все дальше от результата. Мне как будто нужно, чтобы мы все успешно разобрались со своими сложностями.

Крайст слегка улыбнулся и снова потянулся за гитарой.

– У каждого свой темп, – сказал он, перебирая струны. – Мое сердце радуется, когда вы искренне беспокоитесь друг за друга, но всем нужно свое время. И тебе, Лариса, и Рине, и мне. Будьте терпеливы.

Лариса нахмурилась и промолчала. Рина посмотрела на Крайста почти с благодарностью, хотя он даже не повернулся к ней, перебирая струны.

Он объявил, что сыграет одну из своих песен для того, кому слова придутся по душе. Рина плохо знала английский, но, когда зазвучали первые аккорды, сразу почувствовала, что играет он именно для нее:

В гостиной все, затаив дыхание, следили за каждым движением Крайста и за каждым аккордом его песни, и Рина могла поклясться, что звуки, доносившиеся до этого из холла, тоже стихли. Все будто погрузились в тягучий грустный распев.

Голос Крайста вибрировал, растягивался, мурлыкал и вдруг переходил на скрежет, вызывая мурашки по всему телу и заставляя замереть, полностью внимая одной лишь только музыке.

Покидая гостиную по окончании встречи, Рина была будто в тумане.

После того как прозвучала песня, они еще говорили, женщины что-то спрашивали, рассказывали, делились переживаниями, а Рина не могла отделаться от щемящего чувства в груди. Она понимала, что песня на самом деле про войну и тех, кто так и не смог прогнать ее из своего сердца, но ее зацепило. Крайст явно не просто так выбрал именно эту песню. Он точно знал, для кого играет. Или она только хотела так думать?

На улице, в курилке, она, витая в своих мыслях, столкнулась с Данилом. Он пребывал в хорошем настроении и с удовольствием втягивал сигаретный дым, щурясь восходящему солнцу. Он протянул ей зажигалку и улыбнулся.

– Вижу, группа вам на пользу? – спросил он дружелюбно. – Очень уж задумчивый вид.

Рина с пару секунд подумала, собирая мысли в кучу, прежде чем ответить:

– Я не выспалась.

Лицо Данила приняло сочувствующее выражение, отчего его шрам выступил еще рельефнее.

– Если беспокоит ушиб, могу отвезти вас в больницу. До Горно-Алтайска и обратно за день обернемся.

Рина покачала головой, затягиваясь, и, сглотнув ком в горле, выдохнула.

– Спасибо, просто нужно хоть раз лечь вовремя.

Данил усмехнулся.

– И то верно. Мне тоже.

Рина слегка улыбнулась ему в ответ и уставилась на шрам, не в силах отвести взгляд. Он это заметил и провел по нему пальцами свободной руки.

– Страшно, да?

Рина смутилась и пожала плечами, переступая с ноги на ногу. «Конечно, – подумала она, – страшно». Но сказать такое вслух не осмелилась, вместо этого покачала головой.

– Не так, как кажется на первый взгляд. А что с вами случилось, если не секрет?