– А ты забыл, кому обязан тем, что сюда еще хоть кто-то ездит? – выплюнула она.

Муж усмехнулся.

– Когда тебя здесь не будет, ничего не изменится, поверь мне, дорогая.

Она шла по лесу и уже узнавала его: знакомые деревья, обломанные сучки и грязные лужи под ногами. Она свыклась с тем, что не сможет выбраться сама, но вокруг не было никого, чтобы помочь. Только хлюпанье грязи под ногами и глухая, мертвая тишина, тонущая в густеющем тумане.

В окружающей тишине особенно громко послышался чей-то смех.

Мужчины или женщины? Она не могла понять и остановилась, чтобы оглядеться.

Смех замолк так же неожиданно, как возник. Может, птица?

Она озиралась, но серые обглоданные деревья молчали, туман уплотнялся, а тишина давила на уши.

Внезапно позади хрустнула ветка.

Она успела вздрогнуть, прежде чем кто-то толкнул ее в спину.

Лицо встретилось с вязкой грязью, оказавшейся намного мягче, чем казалось. Она уходила все глубже в земляную кашу, пока ее не развернули на спину.

Увидев перед собой лицо того, кто был другом, она закричала.

Утро зазвенело будильником в ухо. Рина подскочила на кровати и схватилась за голову, почувствовав резкую боль, – явно последствия вчерашнего вечера. Она помнила, что Антон ушел к себе в номер около пяти утра, но не помнила, когда сама легла спать. Ее номер был ужасно прокурен, и запах вызывал тошноту.

Рина с трудом встала с кровати и дошла до окна, чтобы открыть его и хоть немного проветрить комнату. За окном все еще чернела утренняя темнота, но пора было собираться на занятие к Крайсту, хотя Рина и чувствовала себя разбитой. Пьяные сны только высасывали из нее силы и не давали отдыха.

Пустые бутылки аккуратно стояли у кресла, напоминая о нарушении правил отеля. Стало стыдно, когда Рина подумала, сколько на самом деле у администрации причин, чтобы выселить ее и отправить домой.

Она собрала пустую тару и засунула к себе в сумку поглубже, под вещи, чтобы даже горничная не могла заподозрить, что здесь кто-то пил. Конечно, она наверняка уже знала об этом, но наглеть еще больше точно не стоило.

Рина убрала в номере и, умываясь, думала, может ли она теперь назвать Антона другом или хотя бы приятелем. Они очень откровенно говорили ночью, он рассказал некоторые детали своей жизни, но при этом ушел явно в плохом настроении – после допитой бутылки виски ему пришло в голову звонить бывшей жене, и разговор получился не из приятных. Рина могла только догадываться по обрывкам фраз, что эта женщина обещала ему сделать все, чтобы он не мог общаться с сыном. Если на то и была причина, то Рина ее не понимала: он не был плохим человеком, с наркотиками завязал, пел в успешной рок-группе. Да, не отец года, конечно, но и не совсем ужас. Да и, похоже, любил своего ребенка. В чем же причина? Оставалось только гадать.

Этим утром она решила попробовать замазать синяк на лбу: место ушиба потемнело и начало отдавать желтизной по краям. Пусть это и знак заживления, выглядело еще хуже, чем раньше, хотя опухоль спала.

Тональник скрыл следы не до конца, но, по крайней мере, не было так плохо, как до него. Возможно, никто в группе не обратит внимания.

Она опоздала на завтрак, поэтому поспешила на занятие, проигнорировав СМС от матери: «Рина, давай поговорим».

По дороге в гостиную на первом этаже в холле она заметила человека в форме, беседующего с Катей у ресепшен. Это был полицейский – судя по погонам, в высоком чине, алтаец; он облокотился о стойку и рассеянно слушал какие-то объяснения озадаченной администраторки, оглядывая обстановку холла.

У Рины с полицией были связаны самые нерадужные воспоминания и ассоциации, поэтому она не стала долго задерживаться и прошмыгнула дальше, в гостиную. Но появилась тень тревоги. Что могло привести полицейского в отель? Наверняка он приехал к Лесовому, но по какому вопросу?

Все уже собрались, когда она вошла в гостиную. Крайст снова поигрывал на гитаре с блаженной улыбкой на лице, явно наслаждаясь чудесным утром.

Брезжил рассвет, в окно было видно, как верхушки гор окрашиваются в сизый. Рина могла бы сидеть просто так, любуясь видом, но она знала, что занятие случится неизбежно и нужно настроиться на работу, хотя этого совсем не хотелось.

– Давайте начинать, – промурлыкал Крайст, убирая гитару в сторону и с удовольствием потягиваясь.

Рина села на свое прежнее место, обособленно от всех, и ей было прекрасно видно остальных, если смотреть исподтишка.

Елизавета сидела беспокойно, вертелась и то и дело кидала косые взгляды на Рину.

Наталья тоже посматривала на нее, но редко и украдкой. Она, похоже, тревожилась, не станет ли Рина болтать об их с Лесовым романе. Признаться, она бы, может, и болтала, да не с кем, а главное – незачем.

Лариса была единственной, кто зеркально улыбался Крайсту и отдельно – Рине, когда та вошла. Она чем-то напоминала добрую тетушку, которая может поднять настроение в трудную минуту одним взглядом. Так и случилось: поймав улыбку Ларисы, Рина чуть приободрилась, даже несмотря на похмелье и явную неприязнь Елизаветы.

– Как прошел ваш вчерашний вечер? Есть важные мысли, чтобы поделиться? – Крайст по очереди оглядел всех присутствующих, отчего Рина покраснела, надеясь, что обилие тональника на лице это скрыло.

Елизавета подняла руку, и Крайст кивком пригласил ее высказаться.

– Лично у меня все хорошо! – звонкий голос резанул по ушам. – Но вы видели полицию в холле? Что за новости? Кто-нибудь знает, зачем они приехали?

Все молчали, а Рина украдкой взглянула на Наталью, которой явно стало неуютно. Понятно, что она знает, зачем приехал полицейский, но знание это не из приятных. Значит, наверняка что-то выясняли у Сергея о жене. Интересно, каково это, когда у мужчины ты всегда вторая после памяти о бывшей? Каково это, когда твой любовник подозревается в убийстве жены? Рина не хотела бы испытать подобное.

Крайст нарушил тишину:

– Расскажи, как на тебя повлиял приезд полицейского, Лиза, – спокойно попросил он, произнося имя на английский манер.

Елизавета слегка растерялась, не зная, что ответить, а Рина усмехнулась, оценив, как легко учитель перевел тему на личное. Она, правда, сказала бы Елизавете проще: «Какое твое дело?»

– Никак, мне просто интересно.

Крайст мягко рассмеялся, как взрослый, умиляющийся безобидной проделкой ребенка.

– Мы здесь говорим только о себе. Полиция не имеет отношения к делу, хотя, признаюсь, я был удивлен тоже.

Елизавета была вынуждена согласиться с этим. Но не успела Рина порадоваться, что Елизавета замолчала, как она выдала:

– Тогда, может, будем говорить по кругу? Никто не против? Пусть Рина расскажет, как ей спалось.