Он вытащил из-за пазухи ватника сложенный в несколько раз лист полупрозрачного пергамента, с трудом развернул его на ветру и, переспросив Леню: «Как, вы сказали, фамилия-то?» – уставился в одному ему понятные условные значки, покрывавшие план.

– Ильины-Остроградские, – отчетливо повторил Маркиз, – первое захоронение – в сорок втором году, во время блокады, а потом в шестьдесят четвертом году подхоранивали…

– Ясненько, ясненько, – невозмутимо пробубнил бригадир, водя по рвавшемуся из рук на ледяном ветру плану грязным квадратным ногтем. – Аполлонову могилу найти…

– Я помню, помню, – нетерпеливо перебил его Маркиз, – все равно что унитаз в туалете…

– Во-во, – порадовался Аполлонов хорошей памяти клиента, – да вот же она, могилка эта, – четырнадцатый квадрат, четвертая могила от угла Волынской дорожки и Пензенской!

– Короче, куда мне идти-то?

Аполлонов указал Маркизу направление и дал ему простые и четкие инструкции. Леня под легкий скрип снежка двинулся в указанном направлении. В стороне от конторы и церкви начались редко посещаемые места, нехоженые дорожки, засыпанные снегом по самые ограды могил. Леня с трудом там пробирался, по колено проваливаясь в снег. Наконец он прочитал на металлической табличке надпись: «Волынская дорожка». Отсчитав четыре могилы от угла, он увидел прямо перед собой заваленную снегом каменную плиту. С трудом добравшись до памятника по глубокому снегу, он очистил заиндевелую надпись на плите и прочел: «Капитан третьего ранга О.А. Сильверсван».

Могила была явно не та.

Маркиз огляделся по сторонам. Аполлонов сказал – четвертая могила от угла… но, может быть, отсчитывать надо было не в эту сторону? Леня вновь выбрался на дорожку, кое-как отряхнул брюки от налипшего на них снега и пошел в другую сторону от перекрестка.

Четвертая могила с другой стороны оказалась невысоким холмиком, на котором возвышался каменный крест. Леня тяжело вздохнул и вновь углубился в снежную целину. На этот раз его труд увенчался успехом: стряхнув снег с креста, он увидел едва различимую надпись на камне:

«Софья Николаевна Ильина-Остроградская. 1878–1942».

Ниже на кресте была прикреплена бронзовая табличка с более свежей надписью:

«Сережа Денисов. 1953–1964».

Вернувшись к воротам кладбища, где в теплой машине его дожидалась Лола, Маркиз рухнул на переднее сиденье и озябшими руками достал из бардачка фляжку с коньяком.

– Ты что? – удивленно уставилась на него Лола. – Разве можно? Ты же ведь за рулем!

– Ну и что с того? – ответил Маркиз, стуча зубами от холода. – Гаишники за отдельную плату нас еще и с почетным эскортом до дома довезут, а если я сейчас не согреюсь, воспаление легких мне обеспечено!

Он сделал несколько порядочных глотков, и лицо его порозовело, а зубы перестали стучать.

– Ну что, нашел? – осведомилась Лола.

– Нашел. Все в точности так, как сказала твоя бабулька: Сергей Денисов умер в шестьдесят четвертом году в возрасте одиннадцати лет.

– Вот так вот, а ты в ней сомневался!

– Я не в ней сомневался, а в обстоятельствах. И мне очень интересно: какого же это хмыря мне подсунули в ГорЗАГСе?

– Да я так понимаю, что он очень не хотел подсовываться, поэтому там и заморочки были, и с Денисовым этим не все чисто.

– Да, и заморочки серьезные. Оттого и адреса его не найти. Но у меня уже есть идея.

– Опять пойдешь к своей девчонке? Думаешь, она что-то знает? – ревниво проговорила Лола.

– Нет, незачем ее сюда вмешивать, она ни при чем. А вот законтачу-ка я с самой Аглаей Михайловной, с этой королевой ГорЗАГСа! Просто жажду с ней познакомиться! Что-то мне подсказывает – через нее я смогу выйти на этого неуловимого псевдо-Денисова…

На следующий день, в одиннадцатом часу утра, когда все работающие и служащие граждане давно уже отправились по своим рабочим местам и служебным кабинетам и жилые дома остались в полной и безраздельной власти пенсионеров, неприкаянных хулиганистых подростков и «временно неработающих», в те неопределенные часы, когда, по статистике управления внутренних дел, происходит самое большое количество квартирных краж, в подъезд дома номер семнадцать по проспекту Трезвости вошел худощавый молодой человек в темных очках и в потертой дубленке, с густыми пшеничными усами и с небольшим чемоданчиком в руке – явно какой-то мастер, почище и помоложе, нежели обычный сантехник. Молодой человек поднялся на площадку четвертого этажа, вскрыл телефонный распределительный щиток и с задумчивым видом погрузился в созерцание переплетения разноцветных проводов. Проходившая мимо худенькая старушка с ярким полиэтиленовым пакетом в руках, увидев незнакомого мужчину, вспомнила предупреждение участкового инспектора Митрича и с явным недоверием обратилась к незнакомцу:

– А ты что это, красавец, тут делаешь?

– Повреждение телефонного кабеля устраняю, – несколько невнятно ответил мастер, поскольку в зубах у него был зажат маленький фонарик, которым он светил внутрь распределительного щитка, – в сорок седьмой квартире ослабленное прохождение сигнала.

– Телефонного кабеля?! – взволновалась старушка. – А мне никак нельзя помочь? У меня тоже, это… обслабленное прохождение! То вроде все слышно, а то вдруг раз – и один треск! Давеча племянница моя, Катерина, звонила, хотела мне лекарство очень хорошее привезти, а ничего не слыхать, только трещит в трубке да трещит, так мы и не договорились! Может, посмотришь и у меня, молодой человек? А я бы тебя обязательно отблагодарила!

– Никакой благодарности мне не нужно, это называется не благодарность, а взятка, – солидно ответил мастер, вынув изо рта фонарик, – просто «спасибо» мне скажете, если все будет хорошо. Вы из какой квартиры? Я здесь закончу и к вам подойду.

– Из пятьдесят первой я, – нерешительно ответила старуха, в чьей душе боролись между собой желание починить по случаю телефон и естественная для нашего опасного времени осторожность, – да только я в универсам за продуктами собиралась… Да ладно, в универсам я и потом схожу! А только как же это – не отблагодарить? Это уж порядок такой!

– Это как раз непорядок! – отрезал мастер и снова взял в зубы маленький фонарик.

– И еще… – замялась старуха, вновь вспомнив предостережение участкового Митрича.

– Ну что? – повернулся к ней мастер.

– Ну, это… извиняюсь я… документ у тебя, мил человек, какой-нибудь имеется?

– А как же! – Мастер отложил отвертку и достал из внутреннего кармана солидную синюю книжечку с золотыми тиснеными буквами «Городская телефонная сеть».

У Лени Маркиза была целая коллекция всяческих служебных удостоверений, гораздо больше, чем у его знаменитого коллеги Остапа Бендера, поскольку за прошедшие десятилетия полиграфическая техника шагнула далеко вперед и количество различных проверяющих и надзирающих организаций тоже значительно возросло.