смотрят на досужих зевак и иных незнакомых им прохожих, пусть даже и вполне интересных. Просто скользнула по мне медленным взором и снова углубилась в свои записи, быстро что-то записывая в блокноте. Прямо как какая-нибудь моя коллега, заправская журналистка!

Что же до меня, то, едва взглянув на даму, я замер. Не смотря на жару, по спине побежал холодок. Не может быть!

Глава 9

Главное — спокойствие. И лучше олимпийское!

Я совершенно точно признал эту даму, во многом, опять-таки по ее одеянию. Поистине прав был великий Пушкин, что любил старинную латинскую поговорку: «Ex ungua leonem cognoscimus, ex auribus asinum». Что в переводе означает: по когтям узнают льва, а по ушам — осла. Я ее тоже в свое время наизусть выучил, потому что часто цитировал в своих критических статьях. Отличный аргумент!

Но костюм костюмом, а содержание должно всегда превалировать над формой. Невероятно и невозможно, но я вновь признал в этой даме образ одной из фотографий нашего семейного альбома. Там моей маме было уже лет сорок, она была снята в кругу коллег по работе, причем именно в этом костюме в полоску. И дама на скамье возле старинного деревянного дома точь-в-точь походила на нее.

Более того, она была ее полной копией.

Но лишь дойдя до обрыва над рекой, где зимою закольцовывалась лыжная трасса, и слегка отдышавшись от волнения, я окончательно признался себе, что это была именно моя мама, и никто иная.

Правда, в ту минуту меня гораздо больше интересовало, озадачивало и просто бесило совсем другое: почему же она лишь скользнула по мне взглядом и затем преспокойно отвернулась? Неужели в этой странной, новой для меня реальности, я изменился внешне настолько, что меня не узнала даже собственная мать?

Если вы думаете, что я должен был вернуться, подойти к своей матери и обо всем толком ее расспросить, то у вас нет сердца, или вы просто бесчувственный чурбан. Но зато вы, по-видимому, уж очень смелый человек.

Признаюсь честно, я растерялся. Посудите сами: увидеть в течение двух дней собственную мать в двух разных обличьях с разницей в двадцать как минимум лет — тут мало никому не покажется. И теперь я уже совсем не был уверен, живых ли я видел в этом парке людей, в плоти и крови, или это были какие-то бестелесные, инфернальные фантомы?

И поэтому меня уже больше совсем не тянуло сюда, на лоно культуры и отдыха. А ну, как в следующий раз я увижу свою мать в обличии какой-нибудь столетней старухи?

Но сначала следовало выбраться из парка.

Мысль о том, что придется снова пройти мимо этой дамы на скамейке, для меня сейчас была невыносимой. Я подошел к краю обрыва и осторожно заглянул вниз.

Там тянулся старый заброшенный пляж, в моей реальности давно и безнадежно закрытый городской администрацией. Зато сейчас я видел немало загорелых фигур на песке, у речного берега; они загорали, играли в волейбол или просто лениво сновали по песку между стальными «грибками» для тени и высокими кабинками для переодевания. Спуск к пляжу выглядел довольно пологим, вдобавок там было много глиняных уступов, поросших высоким дерном, и согнувшихся вниз кустов, за которые в случае чего можно было ухватиться. Так я и сделал, и спустя пять минут был уже внизу, на асфальтовой дороге, ведущей из парка к приречному городскому району. Но пока я спускался, боком и спиной вперед, часто тормозя подошвами кроссовок на глинистых и травяных склонах, мне почему-то казалось, что моя мама сейчас стоит на краю обрыва и пристально смотрит мне вслед.

Спустившись и пересекая пляж, я заметил в стороне компанию подростков-старшеклассников и сразу вспомнил о давешних шакалах, зажавших малолетнего шкета Женьку. Летом, в жару, полудикий пляж на окраине парка как нельзя лучше подходит для мест обитания таких разбойных шаек. Не хватало еще тут повстречаться с ними.

К счастью всё обошлось, и никаких неприятных встреч нынче меня больше не ждало. Правда, не обошлось и без небольшой новости. Вернувшись домой, я нашел в дверях записку

«Жду завтра у себя к 10.00. Убедительная просьба не опаздывать. С тобой хочет встретиться один человек. Сотников»

Это известие показалось мне не только любопытным, но даже волнительным. Кто это еще хочет со мной встретиться? Со мной, кого в этом городе не знает, наверное, ни одна живая душа, кроме секретаря приемной комиссии и сотрудников еженедельника «Пульс». А, вдруг, покуда я фланирую по парку, моя настоящая мама сама отыскала меня, и завтра в редакции абитуриента Якушева ожидает поистине неожиданная встреча?

В другие времена я бы сказал, что это невозможно, но сейчас, пребывая в теле семнадцатилетнего парня-абитуриента, я бы не спешил с поспешными выводами. Поэтому весь оставшийся день провел в бесцельных рассуждениях, прикидках, сопоставлениях. А потом мне все-таки удалось отвлечься, и помог этому «фонарь для идиотов» — телевизор.

За всеми этими перипетиями я совсем забыл, что сегодня было воскресенье, и не простой июльский день, а 19-е число. А 19-е июля 1980-го года в истории моей страны впоследствии всегда считалось поистине исторической датой. Сегодня в Москве открывалась Олимпиада!

Я включил телек и, глядя на экран, ломал голову, пытаясь вспомнить, видел ли я эту телетрансляцию прежде, в своей реальной жизни. Пытался, но никак не мог припомнить: скорее всего, был где-нибудь с друзьями на пляже, спасаясь от послеполуденной июльской жары. Поэтому сейчас я смотрел телетрансляцию с интересом.

Уже потом, став опытным журналистом, делая передачи для ТВ и интересуясь его технологиями, я узнал, что в тот июльский день открытие московской Олимпиады смотрели почти четыре миллиарда людей, а это половина всего населения земного шара на тот момент. И я теперь был в их числе, надо же…

Глядя в телевизор, я лениво листал страницы купленных поутру учебных пособий для поступающих в вуз по специальности «журналистика». Историю я знал превосходно, с английским языком проблем тоже нет, сочинение напишу легко, на опыте и классе, а вот литературу следует вспомнить хотя бы для того, чтобы в точности знать, какие тогда произведения изучались в школе и, следовательно, могут попасть в экзаменационные билеты.

Из телека доносились мелодичные, знакомые каждому советскому человеку перезвоны кремлевских курантов. На стадионе в Лужниках начиналась торжественная церемония открытия, и бой курантов сменился бравурными аккордами праздничной увертюры «композитора Штоштаковича». Это были двадцать вторые летние Игры, и по традиции поле стадиона меряли шагами молодые люди обоего пола, наряженные в древнегреческие одеяния. Потом