…он благословил меня и поклонился до земли. Мне припомнился земной поклон старца Зосимы (у Достоевского) перед будущим страданием Дмитрия Карамазова. И мне, быть может, предстоят великие страдания.

Тогда, в юности, когда жизненная дорога представлялась светлой и радостной, он не предполагал, насколько они будут велики. Пока судьба Константина Константиновича действительно хранила…

Великий князь вынужден был отправиться на несколько дней в немецкий город Альтенбург, столицу герцогства Саксен-Альтенбургского. Повод для этой поездки был очень печальный – похороны родственницы, принцессы Маргариты, скончавшейся от воспаления легких четырнадцати лет от роду, на которых Константин представлял свою семью. Но горе в жизни часто бывает тесно переплетено с радостью. Так получилось и на этот раз: в доме принца Морица и принцессы Августы Саксен-Альтенбургских, потерявших одну дочь, он увидел другую – Елизавету, которая вскоре станет его невестой.

Молодые люди понравились друг другу с первого же взгляда.

Я на нее посматривал… Подойти к ней, я думал, нельзя, и грустным голосом невольно говорил смешные вещи… Итак, с ней мы сказали всего два-три слова. На прощание она опять посмотрела на меня как-то особенно и крепко сжала мою руку. О, этот взгляд!

Елизавета явно произвела большое впечатление на молодого человека. Он думает о ней с нежностью – совсем не так, как о маленькой Мари, с которой его знакомила кузина. Тут – совсем другое чувство.

Спустя многие годы дочь Константина Константиновича и Елизаветы Маврикиевны – княжна Вера Константиновна – в одном из номеров журнала «Кадетская перекличка» за 1972 год пересказала читателям рассказ матери о том, какое сильное впечатление произвел на нее при первой встрече отец, стоявший, облокотившись на камин, в столь шедшем ему военном мундире. Когда же они сидели рядом за столом, Константин, рассматривая серебряный браслет с красивым камнем, надетый на руку его будущей невесты, спросил:

– Тебе нравится форма этого браслета?

Девушка ответила утвердительно.

После этого он, серьезно посмотрев ей в глаза, сказал:

– Когда у меня будет невеста, я ей подарю такой же браслет.

Впоследствии, став женихом Елизаветы, он так и сделал.

После смерти матери семейную реликвию унаследовала княжна Вера Константиновна. Уже находясь в эмиграции, выступая однажды перед соотечественниками, она, рассказав об этом случае, призналась, что постоянно носит дорогой ее сердцу браслет, и показала его аудитории.

Константин еще не может до конца разобраться в собственных чувствах. Полюбил он Елизавету или это просто увлечение? Он еще не вполне оправился после болезни, лишь недавно с глаза сняли повязку, и его «кривое лицо» еще больше «кривится от волнения». Но в дневнике молодой человек записывает: «Мне сладко вспоминать ее», «Я мечтал о Елизавете. Мне так хочется ее видеть…» И вот он уже грезит о совместном с ней будущем, о семье и детях, о перемене в доме: «Как красиво отделаю нашу старую детскую белую залу в Мраморном».

Но вопрос о женитьбе наталкивается на противодействие со стороны родителей девушки. Да, конечно, претендент на руку и сердце их дочери – богатый и знатный молодой человек, член императорской фамилии. Но, во-первых, в России неспокойно, там то и дело происходят бунты и террористические акты. А во-вторых, Константин, хоть и хорош собой, отменно воспитан, талантлив, все же партия незавидная – вертопрах! Вот родственники его, тех же, что и он, лет, служат государю, имеют у него почет и уважение. А он – кто? Человек без звания и должности. На таких обычно смотрят пренебрежительно и, как правило, обходят монаршим вниманием. Разве о таком суженом они мечтали для своей дочери?

Константин же, словно почувствовав, в чем дело, хлопочет о поступлении в гвардейскую пехоту. Но мысли его теперь – прежде всего о Елизавете. Находясь во Флоренции, пишет в дневнике:

Ложась спать, я всегда крещу образом свою постель, а здесь крещу также и пустое место двуспальной кровати и заочно благословляю Елизавету. Это, может быть, сентиментально, но доставляет мне удовольствие и утешение.

Но совсем неутешительно письмо, полученное от матери: «Мама пишет мне, что в Альтенбурге смотрят на мое дело как на проигранное и забытое». Что же делать?

Пока сын мечтает и переживает, ничего толком не предпринимая для достижения желаемого, его мать, великая княгиня Александра Иосифовна, решает лично взяться за дело. Нет, она вовсе не намерена потакать сыну, жениться ему следует на ее племяннице – Мери Ганноверской. Правда, она значительно старше Константина, ей чуть за тридцать, но зато препятствий для брака не будет никаких, к тому же во всех вопросах она будет послушна свекрови. Но сын, совершенно неожиданно для Александры Иосифовны, взбунтовался. Неслыханное дело! Он пишет матери письмо, в котором объясняет, что желанный для нее брак лично для него невозможен по трем причинам:

1. Я не позволю себе, против указаний православной церкви, жениться на двоюродной сестре. 2. Я не хочу жениться на женщине, у которой уже теперь седые волосы. 3. Мое сердце занято.

Матери не остается иного, как смириться. Тем более что отец выбор Константина одобрил. И великая княгиня решительно берется за устройство судьбы сына, теперь уже следуя его желаниям.

Воздвигнутые родителями Елизаветы препоны лишь умножают любовь Константина, и он выражает ее, как умеет – в стихах:

Взошла луна… Полуночь просияла,

И средь немой, волшебной тишины

Песнь соловья так сладко зазвучала,

С лазоревой пролившись вышины.

Ты полюбила, – я любим тобою,

Возможно мне, о, друг, тебя любить!

И ныне песнью я зальюсь такою,

Какую ты могла лишь вдохновить.

А примерно через месяц, уже в Мраморном дворце, написано еще одно посвящение Елизавете:

Я засыпаю… Уж слабея и бледнея,

Сознанье еле властно надо мной,

И все еще, как наяву, дрожа, немея,

Я вижу образ твой перед собой.

За мной смыкаются действительности двери,

Я сплю, – и в царстве призраков и снов

Ты мне являешься, пленительная пери,

И звуки ласковых я слышу слов.

Я просыпаюсь, полн волшебных впечатлений,

К тебе протягиваю руки я, —

Но расступилися уже ночные тени,

Уж воцарилося сиянье дня.

И пронеслися мимолетные виденья…

И целый день с томлением, с тоской

Я темной ночи жду, – жду грез и усыпленья,

Чтоб хоть во сне увидеться с тобой!

Какая девушка устоит, если ей посвящают стихи? А если к тому же жених пригож, ласков и нежен, сердце невольно забьется часто-часто и думы будут только о суженом. Так и случилось с Елизаветой. Родители отговаривали ее от этого брака, как могли, пытались внушить неразумной дочери, что жизнь в России – словно на пороховой бочке. Ведь там постоянные волнения и беспорядки! Но – напрасно. Обычно послушная и почтительная по отношению к родителям дочь была теперь тверда как камень. Она заявила, что с радостью поедет в Россию и вовсе «не боится пороха». Любовь оказалась сильнее слов.