– Трус, ничтожество! – закричала Франсуаза. – Вы все сдохнете в своей Акре, очень скоро!

Подошёл Огюст, выхватил меч, ударом в грудь убил женщину.

– Я опасался, что ты не сможешь. Слаб ты всё-таки характером. Жестокость к врагам должна быть. Они бы тебя не пожалели.

Александр стоял молча, не отрывая глаз от бледного лица Франсуазы. После смерти она стала ещё красивее.

– Ты думал, рыцари дают обет безбрачия только для того, чтобы не осиротить семью? Чтобы женщина не предала, – продолжил Огюст. – Едем!

– Так и бросим тело здесь? – почти прошептал Александр.

– Ты хотел бы устроить пышные похороны? Они не заслуживают, пусть их тела сожрут степные шакалы, а кости засыплет песком.

Александр неверной походкой пошёл к лошади.

– Саблю забери, она тебе ещё пригодится.

Саша вернулся, вытащил саблю из земли, вернул в ножны. Предательство и смерть Франсуазы его сильно потрясли. Кому верить, если предают близкие люди? Она не родня, не жена, но всё же были близки. Франсуаза жарко целовала его по ночам, отдавалась ласкам без остатка. Он полагал – искренне. Выходит – умелая игра, а он поверил!

В город возвращались, погруженные в раздумья. Александр по-христиански жалел о погубленной жизни, а Огюст думал – в порыве злости, гнева Франсуаза кричала о скорой смерти людей в Акре или что-то знала? Не поторопился ли он с казнью? Или следовало её привезти в рыцарский замок и подвергнуть пыткам? Лошади, не понукаемые всадниками, еле шли, успевая сорвать губами редкие кустики травы. Уже у ворот города Огюст напомнил:

– О происшедшем никому ни слова. Фехтовали, никого не видели. Язык твой – враг твой!

– Понял, – буркнул Александр.

– Переживаешь? Она не стоит того. Господь каждому даёт крест по силам его, как сказано в Писании. Вот и неси свой крест, не сгибаясь.

По прибытии в замок Александр лошадей в конюшню завёл, сёдла снял, корм задал. Сел в деннике, видеть никого не хотелось. Полная апатия. Зачем судьба или злой рок перенесли его в другое время? Недобрые времена, жестокие и злые, предательство и кровь. В его времени предавали тоже, но по-мелочному. И смертью никто не наказывал. Или зря? Честнее народ был бы? Сколько просидел, не знает, а только темно стало. Поднялся, прошёл в комнату, улёгся на топчан.

– Ты бы хоть разделся, саблю снял! – сказал оруженосец Фредерик. – Что-то я на ужине тебя не видел, да и обед ты пропустил.

– Службу тоже, – поддакнул Этьен. – Смотри, доложит капеллан командору!

Уснуть Александр долго не мог, в памяти эпизоды его встреч с Франсуазой. Забылся к утру, а сквозь сон – набат. Вокруг забегали оруженосцы, кто-то его толкнул:

– Поднимайся, соня! Тревога!

Александр подхватился, голова тяжёлая. Успел умыться, одежда вся на нём. Только кольчугу надел и шлем. Выбежали рыцари и оруженосцы на площадь, где построения бывали. Командор поднялся на возвышение:

– К городу приближается большое конное войско мамлюков, дозорные доложили. Половине рыцарей с оруженосцами на стены, обязательно взять арбалеты. Второй половине – к городским воротам, укреплять и держать оборону. Лично проверю.

Разбежались. Оруженосцы за арбалетами, рыцари по своим местам. Огюст попал на стену восточную, откуда шла дорога на Дамаск. В городе уже суета. Часть горожан из мужчин котлы со смолой к стенам на повозках подвозят, другие зажигают костры. Другие камни везут с побережья. Но были и такие, что садились с семьями на большие нефы или фелюки и отплывали. Нефы шли на остров Кипр, а фелюки на остров Руад, что был в нескольких морских милях от берега. Мамлюки флота не имели и добраться до острова не могли.

Горожане надеялись на крепкие стены и гарнизон, насчитывающий пятнадцать тысяч воинов, из которых девять сотен составляли рыцари всех орденов. Паники не было, запасы продовольствия были, а пуще всего вселяла надежду гавань. Городские стены закрывали её с суши, и в случае необходимости горожане и воины имели возможность эвакуироваться. Конечно, кораблей и лодок забрать всех одномоментно не хватало. Но остров Руад вполне подходил как промежуточная точка эвакуации. К Огюсту подошел паломник, судя по одежде:

– Не ты ли Огюст из Бриана?

– Я, ты не ошибся.

– Тебе письмо, я только что прибыл на нефе.

Паломник протянул свиток. Огюст прочёл, помрачнел лицом, но с Сашей новостью не поделился. Да оруженосец и не спрашивал. Захочет Огюст – сам расскажет.

Александр поднялся на стену – высокую, широкую – повозка проедет. Вдали видна туча пыли, выдавая приближающегося неприятеля. Ещё не были различимы кони или флаги, но все знали – это враг. Не было в Палестине рыцарских или других войск в таком количестве. И, кроме того, конные рыцарские дозоры рано утром видели большое скопление египтян, успели домчаться до города, сообщить тревожную весть.

Противник приближался медленно, не торопясь. А куда спешить? Город никуда не денется, не сбежит. Наверняка предвкушали большие трофеи. Город зажиточный, жители торговлей живут, денежки водятся. А ещё знали про казну орденов, суммы немалые.

Со стены Александр видел, как из гавани города отходят суда, набитые жителями. Брали с собой самое ценное, что могли поместить в дорожные сундуки. Каждый надеялся переждать осаду на острове и вернуться. И никто подумать не мог, что уезжает навсегда.

Ой, сколько же их много! Войско мамлюков приблизилось, и стало ясно – осада будет долгой, жестокой, кровопролитной. Ещё бы, войско вёл сам султан аль-Ашраф Халиль, а с ним его эмиры. Посчитать всадников невозможно, их тысячи, десятки тысяч! Конница окружила город по периметру вокруг городской стены, однако не приближалась близко. Остановились метрах в трёхстах, чтобы лучники или арбалетчики не могли подстрелить. Город оказался блокирован с суши, единственный путь по морю. И людей вывезти можно, и провизию завести. А воды в городе хватало, не один десяток колодцев был. Довольно глубоких.

Первый день никаких боевых действий не происходило. Мамлюки деловито ставили для военачальников шатры, для себя палатки. Вслед за войсками подтянулся огромный обоз. Воинство кормить-поить надо. Уже в темноте зажглись костры. Со стены хорошо видно, как они в несколько рядов окружают город огненным кольцом. На ночь на стенах оставили усиленные караулы, а рыцари, оруженосцы, горожане отправились есть и спать. Александр, как и другие, улёгся в кольчуге, снял только шлем и пояс с саблей. В случае ночного нападения можно собраться за секунды. Утром проснулись от криков муэдзинов во вражеском лагере. Сами на молитву сходили, позавтракали. За столами обычных шуток не слышно, не видно улыбающихся лиц. Все хмурые, озабоченные. Любое столкновение – это жертвы. И неизвестно, как выпадут кости в игре жизни со смертью, останешься ли жив?

Видимо, мамлюки тоже завтракали после намаза. Потом завыла утробно боевая труба, и мамлюки в пешем строю двинулись на приступ. Рыцари на стене посмеивались. Стены из камня, толстенные, ворота дубовые, бронзой окованы, их без таранов не пробить. На что рассчитывал султан и эмиры, посылая своих воинов? Испугать? Так рыцари не из пугливых. На стене были рыцари и оруженосцы из обоих орденов. Беда пришла общая. И горожане на стене были. Кто с луком, кто с арбалетом или мешочком с камнями и пращой. Оружие дешёвое, многие простолюдины имели. Камень из пращи в умелых руках – оружие точное и смертельно опасное. С появлением арбалетов пращники исчезли почти во всех странах среди профессиональных воинов. А среди гражданского населения, особенно в южных регионах, где нет зимы и толстой одежды, остались. Ещё на заре человечества в этих краях Голиафа сразил именно пращник Давид. Гигант не выдержал удара камнем в лоб, был убит.