– Потому что слишком нечасто я могу беседовать со жрицами. – В его мыслях жрица слышала совсем другой ответ. Но Агравейн пытался делать то же, что делали иногда друиды Ангората, когда она ловила их на откровенных мыслях: приглушать их, – и этот жест вызывал в Шиаде невольную волну уважения. – У воинов мало времени на обряды и жречество, особенно у тех, чьи отцы сидят на троне. Мы имеем дело со жрецами в храмах и, конечно, с Сиринами и Тайи, но это совсем не то. В детстве я три года провел в Братстве Друидов и до сих пор тянусь к тем носителям змеиного могущества, с которыми меня не связывают обязательства страны.

Шиада чувствовала исходившую от него силу. Физическую, нравственную и духовную.

Что‑то легким мороком забрезжило перед жреческим взором, заставив Шиаду переливчато засмеяться:

– Боюсь, жрицы единственные из женщин, с которыми ты в состоянии разговаривать! – В глазах Шиады непроизвольно мелькнуло какое‑то лукавство.

– Ты о чем? – озадачился мужчина.

– С другими женщинами до разговоров дело редко доходит.

Агравейн тоже засмеялся, опустив голову на руки, упертые локтями в колени. Он понял, что расслабился.

– Видимо, Сирины и впрямь подаровитее обычных жрецов, раз ты видишь столь многое за столь малым.

– Тебе не удастся похвалами и со мной перейти от разговоров к ласке, – без тени упрека сказала Шиада, посмотрев на мужчину.

– Я этого и не хотел. – Агравейн посмотрел в ответ, подмечая, как вновь напрягся всем телом.

– Точно, а я и не жрица вовсе, – продолжала она улыбаться. – Ладно, ты хотя бы не выказываешь этого в столь примитивной форме, как остальные. И к тому же тебе достаточно наскучили красивые женщины, чтобы ты бросался и на меня.

«Глупая», – ласково улыбнулся Агравейн в мыслях.

– А я‑то думал, мы поговорим о религии, – вслух усмехнулся принц, все еще понимая, что горло сдавливает неловкость.

– Неужели женщины прискучили тебе настолько? – Девичья бровь взметнулась на светлом пленительном лице.

Агравейн засмеялся пуще прежнего.

– Это невозможно, – с трудом выговорил он.

– Что именно?

– Иметь дело с той, перед которой у тебя не может быть секретов.

– Мы не имеем никаких дел, принц, мы просто разговариваем.

– И жаль, что просто разговариваем. – Жрица едва уловимо вздрогнула от этих слов. – Ну а что? Раз ты прекрасно все понимаешь, нет смысла притворяться и играть в непонятные игры.

– Честность достойна похвалы, – заметила жрица.

– Мне этого не скрыть. – Агравейн немного отстранился, выровнялся, сидя на скамье, и пожал плечами. – Ты уже служила Иллане в Нэлейм?

– Это не имеет отношения к тебе, принц.

– Имеет. Если бы я знал это наверняка, знал бы и свои шансы на успех.

– Ты наследник короля, а я – от крови Сирин. Нет у нас шансов, кроме Нэлеймов, если храмовница дозволит.

– Кто знает, Шиада, пути Богини неисповедимы.

Надо же, это она должна была сказать ему… Какая глупая.

– И впрямь.

– А если Нелла оставит тебе участь Тинар?

– Почему‑то мы говорим совсем не о религии, Агравейн, – засмеялась жрица тихонечко.

– Разве нет? Я слышал, как ты обсуждала с Растагом – кажется, его так зовут? – что лучше быть жрицей, чем одной из монахинь, вечно хранящих целомудрие в склепах, которые христиане зовут монастырями и куда они отправляют своих женщин, как ненужный товар с рынка. По‑моему, ты еще сказала, что там женщинам суждено похоронить себя заживо.

– И что?

– Если Нелла изберет для тебя тропу Тинар, разве ты не окажешься такой же монахиней, запертой в девичестве, никому не нужной и похороненной заживо в склепе Священного острова?

– На Священном острове нет склепов, – разумно проговорила жрица. – И даже если храмовница пожалует мне девственный пурпур храма Воздаяния, я буду точно знать, что пошла на это добровольно.

– Добровольно?

– Да. В детстве я была мала, чтобы понимать, но теперь точно знаю, что не пожелала бы себе иного пути, кроме жреческого. Потому, что бы ни решила храмовница, вероятнее всего, я подчинюсь.

– А если твои родители решат иначе и выберут тебе мужа?

– И это спрашивает человек, который начал разговор с того, что жрицам Великой Матери не пристало оставаться в Этане, – протянула девушка.

– И все же?

– Да какая мне разница, что там решат родители? Я, конечно, уважаю их, но среди людей я ничего и никому не должна, кроме той, с которой была связана пуповиной. И моя мать – сама, как и я, дочь Священного острова, она исполнит любую волю Праматери, а значит, все, что велит Голос и Длань Той‑Что‑Дает‑Жизнь, будь то самопожертвование на жреческом алтаре или тропа Тинар для единственной дочери. Что до отца – право распоряжения исходит не от родительства, а только от священной крови. Истинной царственностью во всем Этане обладают только владычицы Ангората, и в моих жилах течет их кровь от бабки, одной из храмовниц.

Агравейн улыбнулся, но нечто серьезное горело в потемневших от ночи глазах:

– Стало быть, раз ты столь покорна Нелле, мне стоит попросить ее устроить в следующий Нэлейм нашу встречу.

– Сумасшедший. – Рядом с Агравейном Шиада не могла не улыбаться. Казалось, что сила, которую жрица чувствовала от сидевшего рядом мужчины, заставляла ее светиться.

– Есть отчего, – сказал Агравейн. Он взял лежавшую на коленях ладонь девушки. Шиада опять вздрогнула.

– Не надо, – ясно выговорила девушка.

– Шиада, я…

– Что бы ты ни удумал, Агравейн, не надо.

Мужчина впервые, кажется, на своем веку почувствовал, насколько женщине трудно дается отказ. «Что?» – вдруг поймал себя на мысли. Да ему вообще впервые отказывают!

Агравейн медлил. Придвинулся к Шиаде ближе, взял за подбородок, не мигая, смотрел в глаза. Ладонь и лицо под пальцами заметно напряглись, и Агравейну показалось, будто кто‑то вбил в его сердце занозу.

Да как так?

– Не надо, – повторила Шиада, понимая, что щеки краснеют, будто у провинившейся в обучении девочки‑жрицы, которая первый раз по непривычке проспала встречу рассвета.

– Хорошо. – Агравейн отстранился. Обычно бесподобный, глубокий бархатистый голос хрипел. Агравейн, удивленный реакцией собственного тела, прокашлялся. И ладно бы только это, подумал принц неожиданно. Так ведь и в груди что‑то сдавило, будто от вселенской тоски…

– Спасибо, – поблагодарила жрица, когда Агравейн отодвинулся. В выражении признательности Шиада опустила глаза, и мужчина, глядя на хрупкую богоподобную жрицу, содрогнулся, почувствовав один сплошной спазм во всем теле. Так замирает голубка в тени громадного сокола.