его обстановка и обитатели словно играли раз и навсегда отрепетированный спектакль, в который вдруг вклинились трое случайных зрителей. Последние были вынуждены импровизировать, и это давалось им с трудом.

– Валентин, моя Алиса только о вас и говорит. Рада знакомству, – тепло улыбнулась Софья, присев напротив.

– Мам, зачем так сразу? – блеснула зубами Алиса.

– Я просто хочу, чтобы Валентин понимал: наша семья свободна от предрассудков по отношению к «Бересклету». Увы, вязники гибнут, и их несчастные дети тут ни при чем. Воспитанники Марии Вайс – достойные люди. А деньги… Для чего нужны родители, как не для помощи детям! Мы с Евсеем Игоревичем готовы поддержать молодую семью. Верно?

Профессор молча глянул из-под густых бровей, а затем вдруг перевел взгляд на притихшую Леру.

– Только если сами дети этого захотят, – сказал он. – Простите, но мы вынуждены вас оставить. Гостям не терпится разузнать о кое-каких артефактах вязников. Сердце радуется, когда молодежь тянется к истории.

Софья вздернула аккуратные брови, но возражать не стала. Профессор Реут жестом предложил следовать за ним. Алиса с матерью остались за столом. Выходя из комнаты, Лера услышала, как Софья равнодушно произнесла:

– По мне, ничего особенного, но если тебе так хочется…

* * *

– Напомни, пожалуйста, свое имя.

– Валерия Баринова.

– Баринова? Хм-м… – Евсей Игоревич отставил в сторону трость и, прихрамывая, подошел к высоким, во всю стену, книжным полкам. Узловатый палец поглаживал корешки книг так, словно это были домашние зверьки.

– Девичья фамилия моей мамы – Шанская.

– Виолетта Шанская! Но ты… Сколько тебе сейчас? Уже пятнадцать?.. Летит невозвратное время, – схватился за голову профессор. – Твой отец не вязник, верно?

– Все так.

– Помню Вету с Петром в твоем возрасте… Ну да чего теперь. Что за интерес у вас к Бездне? – В его исполнении слово прозвучало именно так, с заглавной буквы.

Только Лера приготовилась рассказать про обыск в квартире, Аша и своего пропавшего крестного, Ульяна оттеснила ее в сторону.

– Научный. Думаем, не податься ли в историки.

– Похвально, – кивнул профессор Реут, не скрывая скепсиса. – Тогда скажи мне, дорогая Валерия, что такое, по-твоему, вязь?

Ульяна и здесь попыталась прийти на помощь, но Евсей Игоревич жестом отклонил готовый сорваться ответ.

– Я понимаю, Ульяна Аркадьевна, что в «Бересклете» отличные педагоги. Но мне интересно услышать мнение взрослого человека, который узнал, что мир не таков, каким казался. И сама она не та, кем себя считала.

– Вязь – это невидимые нити, – сказала Лера, радуясь, что ее наконец-то признали взрослой.

– В целом верно. – Он довольно потер руки, отвернулся к книгам и принялся доставать то одну, то другую. – Вязничество – это способ воздействия на окружающую действительность. Как правило, на людей, потому что именно они в течение жизни оплетают себя многочисленными привязанностями. К другим людям, вещам, к определенному образу мыслей… Для них самих это не более чем привычки. Для нас – вполне себе материальная субстанция, которую можно увидеть и подержать в руках. То, что мы называем вязью, позволяет управлять людьми. Это наша огромная сила. Это волшебство.

От последнего слова волоски на руках Леры поднялись, как наэлектризованные.

– А предметы? – спросила она, вспомнив то, что говорил ей Ратников. – Почему с ними не получается?

– Предметы сами по себе ни с чем не связаны. Это мы в них нуждаемся, а не они в нас. Покупаем чашку, чтобы пить. Каждый день держим ее в руках, наливаем чай, любуемся ею, моем и убираем в шкаф. Но когда она разбивается, просто покупаем новую. Это очень тонкая и условная привязанность, поэтому схватить и удержать ее не каждому под силу. Я, например, очень люблю эту штуку…

Евсей Игоревич кивнул на массивное пресс-папье в форме глухаря.

– Купил в сувенирной лавке в Берлине и прикипел душой. Очень помогает, когда открываешь окно и ветер раздувает бумаги. – Он скрестил средний и безымянный пальцы и поманил ими бронзового глухаря. – Увы. Одним из парадоксов вязников является то, что манипуляция предметами внезапно удается старикам и, хм, безумным. Я старик, – улыбнулся профессор и беспомощно развел руками, – но предметы мне пока не поддаются.

«Круг замкнулся, – обреченно подумала Лера. С тоской глянула на замершую в отдалении Ульяну и притихшего Снежина. – Мы пришли к тому, с чего начинали. Я все-таки чокнулась, сбрендила, тронулась умом, и еще у меня чердак протекает…»

Кажется, последние слова она произнесла вслух. Евсей Игоревич замер и уставился на Леру, подслеповато моргая, – и вдруг тоненько захихикал с заразительностью, которой трудно было от него ожидать.

– Самое простое объяснение не всегда правильное! – Казалось, приступ веселья омолодил профессора. Во всяком случае, выглядел он намного бодрее, чем раньше. – А что, правда может? – обратился он к Ульяне. Та ограничилась кивком.

– Покажете?

– Нет, я… Ничего не могу. В пять лет меня вызвали.

– Но когда мы ее встретили, она левитировала камень размером с гору! – сказал Снежин.

– Вы полны загадок, юная леди… Позвольте вашу руку.

Седовласый Евсей Игоревич недолго подержал ладошку Леры в своей сухой ладони, вглядываясь ей за спину мимо уха, как когда-то делал Петр Ратников.

– Не подумай, будто я что-то там вижу. За твоей спиной, – добродушно пояснил он. – Так легче сосредоточиться. Вязь пульсирует вот здесь, под большим пальцем. И у тебя, – вздохнул он, – ее нет. Так как же насчет предметов?

– Это получилось случайно. С Эриком Ратниковым. Я подняла камень, когда повторяла за ним. А потом дралась с… – Она нервно обернулась на Ульяну и Вэла. – Зовущими и победила. Вернее, он победил. Мы вместе.

– Как интересно! – сощурился профессор Реут. – Вы и младший Ратников, хм! И ему приходилось пускать себе кровь?

– Да.

Ульяна издала звук, который мог быть и смешком, и кашлем.

– Это почти невероятно, однако… Возможно, вы и Эрик – Чета?

Теперь Ульяна уже точно смеялась. Лера повернулась к ней спиной и сердито поджала губы. Буркнула:

– Никакая мы не чета.

Но Евсей Игоревич не сдавался:

– Редчайшая, редчайшая связь! Если бы вы были вместе – я имею в виду всегда, всю жизнь, – то понимали бы друг друга с полуслова, нет, вообще без слов! Огромное счастье – встретить единственного в мире человека, который способен сделать тебя сильнее и лучше… Добровольно причинять себе боль, чтобы делиться с близким, – в этом столько благородства! Ты же знаешь, что вязники почти не болеют? А если ранятся, то выздоравливают намного быстрее обычных людей. И с тобой так будет…

Лера вспомнила свой как по волшебству исчезнувший насморк, но все же отрезала:

– Тут какая-то ошибка. – Страшно было даже вообразить, что творилось сейчас с Ульяной.

– Возможно, – кротко