Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К тому же, надо добавить, это были не совсем обыкновенные пчелиные укусы. От этих укусов Слыша начало просто подкидывать на подушках. Слыш весь с ног до головы затрясся мельчайшей дрожью.
Дело в том, что у каждой пчелы вместо жала была крошечная молния — Облако разделило свою молнию на тысячу частей.
Пчёлы, зловеще жужжа, кружились вокруг Слыша и с особым удовольствием жалили его знаменитые уши.
Слыш метался, вскрикивал, подскакивал, хватался руками то за нос, то за ухо…
Наконец, не выдержав, он распахнул дверцу кареты.
Пчелиный рой не спеша, с торжественным гудением вылетел наружу.
Слыш от ярости так заскрежетал зубами, что кучер натянул вожжи и обернулся, решив, что произошла какая-то крупная поломка: по крайней мере отскочило колесо или сломалась ось.
Между тем пчелиный рой преспокойно летел над крышами.
— Поворачивай! За ним! Вдогонку! — прошипел Слыш.
Но улица была слишком узкой, и карета, став поперёк, застряла — ни взад ни вперёд.
Слыш в бешенстве кусал себе ногти, пальцы, руки, глядя вслед Облаку.
Теперь это уже не был пчелиный рой — пчёлы слились во что-то одно длинное и очень знакомое.
Слыш узнал себя. Он узнал свои оттопыренные уши, свои ноги. Ноги были тощие, костлявые, в больших бледно-розовых калошах.
Облако прилетело домой тихое, присмиревшее. Послушно, без всяких капризов, улеглось под кроватью.
«Вот всегда так: нашумит, нагремит, а потом самому стыдно. Чувствует, что виновато», — подумала Лоскутик, вспоминая, как разозлилось Облако, подслушав её разговор с Сажей.
Но Лоскутик не знала. Облако мучило совсем не это.
— На кого ты сегодня похоже, что-то не пойму, — спросила она, свесившись с кровати и приподнимая край одеяла. — Где только ты такие уши раздобыло? Не знаю, с кем же сегодня ты виделось. Но только сразу скажу — с кем-то очень злым и противным.
Облако не ответило, повернулось к Лоскутику спиной, подтянуло коленки к подбородку.
— Ничего не случилось? — обеспокоилась Лоскутик. — Здорово ли ты? Что-то ты очень розовое.
— Нет, нет, спи, — вздохнуло Облако.
Лоскутик стала уже засыпать, как вдруг в открытое окно влетела летучая мышь. Начала летать по комнате, чертить в воздухе острые треугольники.
Поискала, за что бы ухватиться, чтобы повиснуть вниз головой, не нашла ничего подходящего и вдруг вцепилась Лоскутику в волосы.
Лоскутик осторожно, чтобы не сделать ей больно, разжала холодные лапки, стащила летучую мышь с головы.
Летучая мышь перелетела на шкаф, обиженно пискнула — видимо, ей больше нравилось сидеть, вцепившись Лоскутику в волосы.
Облако неохотно вылезло из-под кровати.
«Пи-пи-пи-ти-ти-ти! — тоненько заскрипела летучая мышь, как маленький ящик, который то выдвигают, то задвигают. — Ти-пи-пи-пи! Пи-ти-ти-ти!..»
Облако с досады даже беззвучно топнуло ногой в большой калоше.
— Тьфу ты! Ну не жаба, а сыщик. Откуда она узнала?
Летучая мышь покачала головой, слетела со шкафа, начертила в воздухе ещё один треугольник и скрылась в окне.
— Что, что узнала? — встревожилась Лоскутик. — Ты о чём?
— Вот пристала, как туман к болоту! — огрызнулось Облако. — Собирайся, пойдём к жабе Розитте.
Лоскутик и Облако на цыпочках прошли мимо комнаты Барбацуцы.
Барбацуца во сне стонала и вскрикивала: «Вулкан извергается! Спасайтесь! Бегите! Из него течёт манная каша! О!.. Сколько манной каши!.. Она зальёт весь город, всю землю!..»
Барбацуце и во сне не давала покоя манная каша.
— Знаешь что, — сказало Облако, когда они очутились на улице, — давай зайдём за Вермильоном. Он давно просил познакомить его с жабой Розиттой. — Облако вздохнуло и добавило что-то уже совсем непонятное: — Может, при нём она не будет меня так… Постесняется всё-таки…
Лоскутик не стала его расспрашивать. Она и так видела, что Облако чем-то очень расстроено.
Они подошли к дому Вермильона.
Облако подняло руку.
Рука начала вытягиваться, удлиняться, без труда дотянулась до окна Вермильона, хотя он жил на самом верхнем этаже, под крышей.
Заспанный Вермильон выглянул в окно, увидел Лоскутика и Облако, радостно закивал.
Через минуту он был уже на улице.
Они пошли по пустынным ночным улицам к королевскому парку.
Вспугнутая их ногами пыль поднималась столбами, как будто хотела достать до луны.
Бульдоги, сторожившие парк, ещё издали заметили Облако.
Они низко опустили головы, а задними лапами и хвостами станцевали танец полной покорности.
После этого они, скромно глядя в сторону, удалились, делая вид, что ничего не видят и не слышат. Не понадобился даже талантливый носовой платок.
Жаба Розитта, как всегда, сидела на каменной скамье и тяжело дышала от старости.
«Какая поразительная жаба! — восхитился художник Вермильон. — Какая мудрость, какая сдержанность во всём. Надо обязательно написать её портрет. Да-да! Я написал бы её в профиль, освещённую луной. К сожалению, это невозможно. Нет денег, чтобы купить краски…»
Увидев Облако, жаба Розитта сердито затрясла головой и даже выплюнула проглоченного комара.
Комар, обрадовавшись неожиданной свободе, запел дрожащую песенку и исчез.
Облако стояло, виновато опустив голову, накручивало платок на палец.
Лоскутик к этому времени уже научилась немного понимать жабий язык. Во всяком случае, она разбирала отдельные слова.
Жаба Розитта хрипела, скрипела, каркала и строго стучала сморщенной кривой лапой по каменной скамье:
— Кхи… Кри… Какое… Ква… Ква… Пшш… Легкомысленное… Пуфф… Скрр… Ушш… Напиться пьяным… Кхх… Стыд… Позор… Кхи… Кхи… Кхи!..
Жаба Розитта раскашлялась так сильно, что больше не могла продолжать.
— Подумаешь… — пробурчало Облако. — Один-то раз в жизни. Ну, выпило этой красной воды. Я даже не помню, что со мной потом было…
Но жаба Розитта даже не посмотрела на Облако.
Она с важностью, как старая королева, указала лапой художнику Вермильону на место возле себя.