Здесь стучали молотками сапожники, загоняя гвозди в каблуки, шипели утюги портных, гром и лязг летел из кузниц.

Тише всех работал Великий Часовщик. Он неслышно мастерил крошечные пружинки и колесики, и только один раз в час из всех стенных часов выглядывали кукушки, куковали и кланялись старому мастеру.

Среди придворных короля Фонтаниуса I было много славных мастеров.

Для того чтобы купить кувшин воды и каравай хлеба для своей семьи, им приходилось немало потрудиться.

Король за гроши покупал у них кинжалы с узорами на рукоятках, тончайшие кружева и вышивки, часы, которые никогда не спешили и не отставали, удивительные вазы с рисунками, просвечивающими насквозь.

Король выгодно выменивал на эти прекрасные изделия у других королей зерно и овощи — всё, что не могла дать его измученная, несчастная земля. Затем втридорога продавал это своим мастерам.

Так что в карманы короля ручейками текло золото.

А в кузницах до поздней ночи сверкали раскалённые угли, в мастерских, не останавливаясь, жужжали ткацкие станки.

Великий Часовщик вынимал из глаза выпуклое стекло и ложился спать прямо тут же, на полу, на жёстком тюфяке.

И, как ты уже знаешь, мой читатель, все часы, большие и маленькие, сговорившись между собой, начинали музыкально тикать в такт, чтобы усыпить его.

Посреди площади в пыли возились полуголые ребятишки. Они рисовали пальцами друг у друга на пыльных животах разные забавные картинки.

Тут же на площади был трактир «Хорошо прожаренный лебедь».

Самые богатые люди в городе заходили в тёмный, прохладный подвальчик осушить кружку отличного вина.

Хозяин трактира, человек жадный и расчётливый, очень гордился своей необычайно гладкой лысиной. Он извлекал из неё немалую выгоду. Каждое утро первым делом он до блеска натирал её суконкой так, что она начинала сиять, как зеркало. Лысина отражала огоньки свечей, и поэтому в тёмном подвале становилось светлее. Благодаря этому трактирщик изводил вполовину меньше свечей.

Возле трактира вечно околачивался Один-Единственный Нищий. Остальных нищих король давно уже засадил в тюрьму.

— Королевство без нищих — это чёрт знает что, а не королевство, — любил говорить король Фонтаниус I. — Что это за король, который не смог довести до полной нищеты ни одного из своих подданных? Нет, у меня тоже должен быть свой собственный нищий! Но только один-единственный!

Так как в этом королевстве могли прожить только замечательные мастера, то и Один-Единственный Нищий стал в конце концов замечательным мастером своего дела.

Он так великолепно научился клянчить, выпрашивать, ныть, просить, вымаливать, жалобно урчать животом и залезать в душу, что только очень богатые люди могли прогнать его от своего порога.

От одного его вида начинало щекотать в носу.

Бедняки со слезами на глазах делились с ним последним глотком воды.

В этот день Единственному Нищему не повезло.

Он думал хоть чем-нибудь поживиться в «Хорошо прожаренном лебеде». Но там сидели только богачи и скупердяи: дядюшка Буль, главный тюремщик, его закадычный дружок начальник королевской стражи и продавец придворных калош.

Единственный Нищий протягивал к ним дрожащую руку, тряс лохмотьями, хромал и пронзительно скрипел деревяшкой, которую он привязывал к своей совершенно здоровой ноге. Но за все свои труды он заработал только пинок от начальника королевской стражи.

Увы, ему нужно было совсем не это. Ему был необходим кусок хлеба и хотя бы один глоток воды — Единственный Нищий не ел и не пил уже целые сутки.

Всё поплыло у бедняги перед глазами, и поэтому он нисколько не удивился, увидев белого человека, с необыкновенно печальным видом сидящего верхом на бочке с вином в самой глубине тёмного подвала.

Трактирщик, у которого на лысине слева и справа, прямо над ушами, отражались две горящие свечи, наполнил четыре кружки красным вином.

Он поставил их рядком на прилавок.

Единственный Нищий увидел, как белый человек наклонился и с тяжёлым, сокрушённым вздохом припал к кружке с красным вином. Потом ко второй, к третьей, к четвёртой…

Белый человек заметно порозовел.

Увидев, что кружки таинственным образом опустели, трактирщик так быстро завертел головой, что огоньки свечей так и заплясали на его лысине.

Но главное, от растерянности он забыл заткнуть бочку.

Розовый человек, который ещё недавно был совсем белым, свесился с бочки, повис вниз головой и припал ртом прямо к бьющей фонтаном красной струе.

— Вот это да!.. — пробормотал изумлённый Единственный Нищий и хлопнул себя по коленям.

Он не выдержал и захохотал. Наверное, в первый раз в жизни.

Все уставились на него, и поэтому никто не видел, как розовый человек пил вино, раздуваясь и постепенно становясь тёмно-малиновым.

— Интересно, над кем это ты смеёшься? — закричал очень самолюбивый продавец придворных калош и запустил в Единственного Нищего большой обглоданной костью.

— Может быть, ты посмел смеяться надо мной? — с возмущением воскликнул начальник королевской стражи и кинул в него подушкой, на которой сидел.

— Конечно, ты смеялся не надо мной, но вот тебе на всякий случай! — сказал главный тюремщик, доставая из-под стола скамеечку, на которую он ставил ноги.

Он швырнул её прямо в голову Единственному Нищему.

Но Единственный Нищий ловко увернулся. Он был к тому же ещё большим мастером увиливать и увёртываться.

— О люди, люди! — послышался печальный, укоризненный голос. — Швыряться скамейками! Ни одно облако никогда не швырнуло бы скамейку в голову другому облаку! Никогда! Слышите вы?

Все обернулись на этот странный голос, да так и замерли от изумления.

Верхом на бочке, уныло сгорбившись, сидел тёмно-красный человек. Он не спеша поднял руку, дёрнул себя за ухо и взлетел в воздух.

Он медленно проплыл над трактирщиком, над головами сидящих за столом посетителей.

У него было очень грустное лицо. Из глаз капали слёзы.

Он окропил тёмными каплями белоснежный воротник главного тюремщика, который считался самым большим щёголем в городе.

Громко вскрикнул продавец придворных калош: тонкая струйка вина угодила ему прямо в глаз.

Начальник королевской стражи вытянулся, как будто проглотил собственную саблю. Нос его посинел, потому что маленькая молния стрельнула в его серебряный шлем.

Красный человек опустился на пол. Шатаясь из стороны в сторону и цепляясь ногами за табуретки, он направился к двери.