– Куда уж серьезнее…

– И тем не менее. Это были выливные авиационные приборы (они же ВАПы) с боевой химией. Какой-то новейший, разработанный у нас немцами, в обход Версальского договора, быстродействующий газ, устойчивый к морозу. А во втором ДБ-А было шестеро вооруженных до зубов парашютистов и груз для них. Рассуждали так, что если беляки не будут стрелять, то это значит, что они сами прячутся, и нет у них никаких высоких покровителей и прикрытия. И в этом случае – сначала бомбы и газ, а потом высадка десанта, который готовит посадочную площадку и прочее. Если же Н-209 сел бы на лед, десант выбрасывали, якобы на выручку, без предварительной огневой подготовки. А далее – опять-таки по обстановке. Рассматривались и другие варианты, включая такой, где Леваневский вообще не найдет точное местонахождение беляков.

– И что в этом случае?

– Леваневский продолжал бы перелет в соответствии с первоначальной задумкой, а пара ДБ-А продолжала бы индивидуальный поиск, к которому потом подключили бы еще авиацию – как минимум 3–4 Р-6 и АРК-5 полярной авиации и несколько ТБ-3. Хотя всех «запасных вариантов» я не знаю. В конечном итоге пара ДБ-А стартовала с аэродрома Ягельный под Архангельском в 4 часа 15 минут 13 августа 1937 года. Леваневский стартовал из Москвы 12 августа в 18 часов 15 минут. Принимая во внимание подлетное время Н-209 до Земли Франца-Иосифа, получится, что расстояние между ними и Н-209 было минимальным, хотя визуального контакта между этими тремя самолетами, конечно, не было.

– И вы хотите сказать, что лично были в составе экипажа одного из ДБ-А?!

– Нет. Я всего лишь отирался на аэродроме Ягельный, когда они оттуда стартовали. Был я там опять-таки в качестве «консультанта». Мы отбыли из Москвы 8 августа и 12-го уже были на месте.

– И что – кто-то из ваших слетал-таки на этих ДБ-А?

– Нет, мы там были в качестве резерва, на случай чего. На обеих ДБ-А, по-моему, были энкавэдэшные экипажи. Мы даже их фамилий не узнали. И в конечном итоге мы не понадобились.

– Почему?

– Да потому, что все пошло совсем не по плану.

– В каком смысле?

– В таком, что Леваневский задачу выполнил. Связь с ним поддерживалась до 17.53 14 августа. Все переговоры, разумеется, были кодированные. И в последней радиограмме, которую приняли у нас, в конце был цифровой код «48 3400 92». Позже в популярной литературе этот код как только не расшифровывали. Но реально он расшифровывался так: «48» – «Задание выполнено. Объект обнаружен», «3400» – условный квадрат на тогдашней карте Арктики, этот квадрат включал в себя ряд островов Канадской Арктики – Мелвилл, Виктория, Сомерсет и полуостров Бродер, «92» – «Огня не открывали. Действуем по второму варианту». То есть Н-209 должен был продолжать перелет, а «объектом» занимались бы экипажи двух ДБ-А. Но потом связь с Леваневским резко оборвалась.

– То есть что-то случилось? И что именно?

– А случилось следующее. Экипажи ДБ-А к цели вышли довольно точно. Обнаружили судно коммерческого типа, притулившееся к ледяному полю. Но вот второе судно, тот самый «пароход с кладом», с высоты четко не просматривался. То есть там вроде были какие-то нехарактерные для Арктики детали пейзажа, но их можно было принять и за торосы, и за обледеневший до последней степени пароход. Точно они рассмотреть не успели, потому что их атаковал истребитель…

– Чей?! Какой марки?!

– По рассказам членов экипажей ДБ-А, он был белого или светло-серого цвета, без каких-либо опознавательных знаков или номеров. А что касается типа – по их же словам, это был новейший моноплан. Или аппарат конструкции Северского, известный позднее как Р-35 или, к примеру, Кертис-Хок-75. Причем, похоже, в двухместном исполнении и оборудованный убирающимися лыжами.

– Ну, этого следовало ожидать. Ничего удивительного. Северский-то сам в прошлом царский офицер. Вот, видимо, и помог соотечественникам – продал или просто дал попользоваться одним из своих новейших прототипов. И что было дальше?

– Первым был атакован головной ДБ-А. По иронии судьбы, это был самолет, везший парашютистов. Истребитель успел дать по нему всего пару очередей. В итоге был убит один из бортмехаников, сидевший в хвостовой стрелковой установке, и легко ранены четверо парашютистов из шести. Самолет и прежде всего двигатели, бензобаки и органы управления не пострадали. Но о выброске парашютистов теперь нечего было и думать. Ну, а потом стрелок в верхней башне ДБ-А буквально изрешетил истребитель из своего ШКАСа. Тот задымил, потом загорелся и, как писали в Великую Отечественную советские газеты, «рухнул, объятый пламенем». Короче, появление этого истребителя спутало нашим буквально все карты. Зато тогда стало понятно, что случилось с Леваневским. Он обнаружил противника, передал координаты по радио, но потом, видимо, был атакован истребителем. При этом экипаж Н-209 вряд ли успел что-либо понять, а тем более, радировать об этом. В этом случае все предельно ясно. Н-209 был безоружен и загружен топливом сверх всяких норм. То есть они, видимо, умерли раньше, чем успели испугаться.

Но к появлению через короткое время еще двух самолетов хозяева истребителя оказались явно не готовы. А далее экипажи ДБ-А стали работать по одному из «запасных вариантов». Второй из бомбардировщиков слил над обнаруженным судном весь запас отравляющего газа. И тут случился еще один форс-мажор. На белоэмигрантском судне что-то сильно взорвалось, оно загорелось и начало тонуть. То ли у них там был большой запас взрывчатки, то ли они на случай чего предусмотрели живыми не даваться, и кто-то из них, уже подыхая от газа, привел в действие «адскую машинку». Кроме того, льдина оказалась явно маловата для посадки ДБ-А.

Они покружились над льдиной и набросали на нее цветовых маркеров (пузырей с ядовито-красной фосфорной краской). А потом, поскольку до бесконечности болтаться там они не могли, направились домой, сбросив бомбы и все лишнее в море. Поначалу «наверху» решили, что найти «ту самую льдину» будет несложно. Но в районе поисков резко и надолго испортилась погода. И тем не менее поисковые полеты (официально искали, понятное дело, самолет Леваневского) с участием лучших экипажей и техники полярной авиации и ВВС РККА продолжались еще долго. Даже в начале 1938-го поиски продолжались. Но как отрезало, и все было без толку. Поэтому в конечном итоге вся эта возня постепенно прекратилась. А мы вернулись в Воронеж еще в начале сентября 1937 года. Что потом стало с экипажами тех двух ДБ-А и прочими «нежелательными свидетелями» – судить не берусь. Могу только предполагать.

Интересно девки пляшут, подумал я. Выходит, «Баргузин» с золотишком на борту может до сих пор болтаться где-то там. Если его, конечно, за эти десятилетия все-таки не раздавило льдом или до него не дотянулись какие-то случайные в этом деле люди и структуры. Может быть, стоит поискать? Тогда как минимум нужен выход на тех, кто имеет доступ к соответствующим спутникам, то есть – к военным. А их услуги сейчас стоят запредельно дорого, поскольку особисты и военная прокуратура не дремлют. Да и рабочих спутников остается все меньше с каждым годом. Нет, здесь нужна очень длительная подготовка и тщательная организация при предельной конспирации. К тому же орел наш Галенчиаров с компанией, похоже, уже давно ищет то же самое. И пустые вагоны, утопленные в 1919-м у места загрузки «Баргузина», он во время последних погружений батискафов в Байкал, по-моему, однозначно нашел. Выходит, мне, фактически кустарю-одиночке, составлять конкуренцию типам вроде него? Тем, за чьей спиной откровенно маячит государство?! Да не смешите, на кой черт мне этот геморрой?! В общем, надо все это крепко обдумать на досуге.