Эта фамилия ничего не говорила Ренату. Зато Крапива что-то о нем слышал – вроде как Сидорович занимался музыкой и страшно богат.

Сидорович вышел на сцену и сказал, что в начале лета привезет в Н-ск «целую плеяду звезд российской эстрады»: Вику Цыганову, «Комбинацию», а если позволит бюджет, то и восходящую молодую звезду – Влада Сташевского, автора нового мега-хита «Любовь здесь больше не живет». Сидорович особо почеркнул, что это будет настоящий Влад Сташевский.

А главное – все эти звезды будут открывать крутую четырехзвездочную гостиницу, что строится в середине центрального городского парка.

Тогда-то они с Аленой и поняли, что это то самое здание, в котором засели пришельцы. А еще, пока Сидорович выступал, в углу сцены неподвижно стояла училка. Та самая, которая Охотник.

– Я, конечно, пойду на Сташевского, он клевый, – сказала Алена. – Только непонятно, зачем концерт.

– Это «День Икс», – догадался Ренат.

– Что за день икс? – спросил Крапива.

– Мы не знаем, что это за день. Но помните, там на стройке Сидорович рассказывал, что нужно быстрее завершить строительство. Что-то важное и, возможно, ужасное произойдет на концерте. Поэтому они так и торопятся.

– И это как-то связано со вторжением, – добавил Денис.

– У меня есть идея, – встрепенулась Алена. – Концерт – это повод собрать под прикрытием в этом городе всю их шайку. И никто не заподозрит неладного. Хотя кто вообще решил, что их всего трое? Может, в каждом городе уже давно орудует инопланетная банда. Ячейка. А тут у них сходка. И вообще… – ее передернуло. – Когда я Сташевского первый раз увидела, сразу поняла, что с ним что-то не то. У него такой холодный взгляд.

– Точняк! – подвел итог Крапива. – Все эти звезды… в них вселились пришельцы. И они сойдутся здесь, чтобы именно из Н-ска начать вторжение.

– Мне отец говорил, – сказал Ренат, – что раньше певцов было мало. Ну там Кобзон, Магомаев. А сейчас их вон сколько. Твоя версия, – он набрался смелости и улыбнулся Алене, – кое-что объясняет. Наш российский шоу-бизнес – это хитрый план прикрытия, чтобы уничтожить человечество, а возможно, и жизнь на Земле.

Алена вмиг представила себе, как по городу маршируют тысячи одинаковых Сташевских. В черных плащах и с бластерами. Глаза у них горят зеленым нездешним светом, и они нечеловеческим голосом повторяют: «У меня нет друзей. У меня нет врагов».

Ее передернуло.

Алена представила, как бы на ее месте поступила Синтия Ротрок.

– Надо их остановить, – сказала она.

«Но у нас по-прежнему нет взрослого», – подумал Ренат. Но не сказал вслух. Он уже столько раз это повторял, что начинал всех злить.

Правда, поразмыслив, он решил, что сколько бы на эту планету ни залетело звезд эстрады, их все равно меньше, чем армий или даже полиции. Так что певцов недостаточно, чтобы захватить Землю или хотя бы один райцентр. А значит, план инопланетян в чем-то другом. Но в чем?

Ренат хотел поделиться своими мыслями. Но тут увидел, как в сумраке под фонарным столбом, всего в двадцати метрах от них, появился пес.

Ренат сразу его вспомнил: той ночью, когда они пришли на стройку во второй раз, этот самый пес стоял в начале аллеи в лесу. Ренат еще сначала испугался, а потом подумал, что какой-то негодяй выгнал из дома сенбернара, когда тот вырос и оказалось, что он слишком много ест.

А сейчас сенбернар… Огромный как медведь сенбернар стоял под фонарным столбом. На территории садика «Чебурашка» кроме них не было никого.

Следующая мысль бросила Рената в озноб.

Могут ли пришельцы вселяться в сенбернаров?

Остальные сидели ко псу спиной и не видели его. А Ренат не мог ни пошевелить руками, ни издать ни звука. Он только смотрел туда. На пса, который вышел из круга фонарного света и черным зловещим пятном двинулся к ним.

Алена первой прочла ужас на лице Рената.

Она резко вскочила и встала почему-то в стойку «журавля», самую нелепую, хотя и красивую.

Ребята охнули. Особенно Ренат.

Они тоже вскочили.

И все четверо развернулись в сторону пса. Они стояли в разных позах, увиденных в кино или на уроках боевых искусств. Кроме Крапивы, который познавал мир на собственном опыте.

Им было страшно.

Им было очень-очень страшно.

Пока Крапива не начал первым. Он всегда начинал первым.

– Микеланджело.

– Леонардо.

– Донателло.

– Рафаэль.

Пес подошел к ним и сел.

– Очень приятно, – сказал он. – А я Страж Врат.

Часть вторая. Турбо

30 лет спустя. В доме у Рената

– Если б мне рассказали о таком, я бы ни за что не поверил, – сказал Ренат, наливая нам чай с шиповником из оранжевого заварного чайника в белый горошек. Кажется, такие чайники раньше были у всех, а потом поисчезали, разбились или потерялись при переездах.

Ренат – один из немногих, кто остался в Н-ске, когда спустя много лет я вернулся, чтобы собрать по крупицам эту историю и рассказать ее. И никто лучше его не подходил на роль рассказчика. Он и его дом словно застряли в прошлом.

Вот, например, книги на его полках… Такие сегодня можно встретить только у букинистов, да и то не у всех. Вот Хайнлайн и Говард, Гаррисон и Нортон. Тома на дешевой бумаге, в пестрых обложках от Вальехо (его мы называли по ошибки Валеджо) и Джулии Белл. Эти обложки никогда не совпадали с содержимым.

А еще старые пластинки и кассеты. У Рената сохранились даже стойки для кассет. Когда мне было пятнадцать я бы отдал душу за все это, а в тридцать выбросил собственными руками. Я вспомнил, как Рената бесило, что коробки от кассет, вначале такие новенькие, так быстро царапаются.

Мы сидели на кухне.

– Страж Врат, – хмыкнул он, отхлебнув чаю. – Подумать только!

– Но ведь это было правдой, нам ведь не показалось. Я до сих пор помню, как…

До сих пор помню эти запахи. Все города пахнут по-разному. Южные широты бьют не только яркими красками, контрастом цветов, сумасшедшим небом, но и запахами, каких не было в Н-ске. Но Н-ск… Дорогой Н-ск! Я помню, как пахло весенним мхом и грибами в тот вечер на облезлой веранде садика «Чебурашка».

Я будто вновь туда вернулся и ощутил тот ужас, который мы испытали.

– Знаешь, – сказал Ренат. – Я уже потом, в институте, узнал, что Донателло, это скульптор эпохи Ренессанса. Блин… черт нас дернул тогда. Так нелепо.

– Да, вскочить и вот так сказать. Мне было очень страшно. Я думал, все, конец.

– Действительно страшно