– Как я соскучился! – и прильнул к ее губам.

Она попыталась сжать зубы, но его язык уже прорвался к ней в рот и нежно коснулся языка. Ксения рывком повернула голову, освобождаясь.

– Что ты себе позволяешь, в конце концов! – опрометью вскочила, собираясь сбежать, и чуть не ударила в грудь невысокого сухонького старичка в вытертом черном пальто с бобровым воротником, подошедшего к ним со стороны университета. Он осмотрительно попятился, чтобы не быть сбитым с ног порывистой девицей.

Ей стало неловко под его осуждающим взглядом.

– Здравствуйте, Ксения! – Старичок тщательно выговаривал каждый слог, и речь у него звучала медлительно и важно. – Вы не могли бы передать Игорю Юрьевичу, что заседание деканата состоится завтра в десять часов утра? – Нахмурившись, посмотрел на ее припухшие губы. – Вам не кажется, что целоваться на морозе – не самый разумный поступок? – Затем перевел строгий взгляд на Макса. Минуту помолчал, припоминая. – А, это вы, Максим Иванов? По-моему, вы закончили курс еще года три назад?

Макс поднялся, вытянулся во фрунт и по-военному отчеканил:

– Так точно, Валентин Матвеевич! – прозвучало напыщенно, с непонятно откуда взявшимся гулким эхом, как на параде.

Девушка недоуменно оглянулась. Стен рядом не было. Откуда эхо?

– И что же вы здесь делаете? – Декан снова перевел осуждающий взгляд на девушку, мечтающую провалиться сквозь землю.

– Вспоминаю молодость, Валентин Матвеевич! – снова гаркнул мужчина.

Старичок осуждающе покачал маленькой седой головой в норковой шапке пирожком.

– Да? Ну, не слишком забывайтесь, вспоминаючи. Насколько я помню, вы и так этим сомнительным делом занимались все годы вашей учебы. – Он предупреждающе покосился на пунцовую от смущения Ксению. – А могли бы и получше курс закончить, если бы в университете учебой занимались, а не всяким прочим! – Решив, что сказал достаточно, старик снова обратился к девушке: – Так не преминьте, пожалуйста, напомнить Игорю Юрьевичу о времени заседания. До свидания! – Он церемонно наклонил голову и осторожно, скользя по раскатанным студентами дорожкам, засеменил дальше.

Пока девушка приходила в себя от нежданной встречи, Максим встал рядом и собственническим жестом обхватил ее талию.

– Ну и ну! Вот это я называю прихватить с поличным! Да, надо встретиться с твоим муженьком и поговорить с ним по-мужски, чтобы хоть не попал впросак, когда ему будут докладывать, что его жена прилюдно целуется с другим, то есть нарушает священные обеты. Вы, кстати, не венчались, случайно?

– Дурак! Сам хорош! У самого подруг не сосчитать, а еще мне мораль читать пытаешься! – От обиды у Ксении не нашлось других слов.

Она с силой освободилась от его объятий, поправила ремень сумочки на плече и гордо пошла к остановке, ругая себя за доверчивость. Максим двинулся за ней, что-то быстро соображая.

– Милая! Да ты ревнуешь! – Одним большим шагом очутившись перед ней, заглянул ей в лицо недоверчиво-потрясенным взглядом. Она быстро отвела глаза, но он успел заметить в них обиду и смущение. Уверенно подтвердил свой вывод: – Точно, так оно и есть! – И, клятвенно приложив руки к груди, горячо заявил, стараясь разуверить ее в необоснованных подозрениях: – Но честное слово, это ты зря! Я после разговора с тобой в кафешке ни с кем близких отношений больше не поддерживаю! Вот те крест! – И он широко, по-мальчишечьи перекрестился.

Ксения, гораздо более уважительно относившаяся к вере и ее атрибутам, неодобряюще нахмурила брови. Невольно запинаясь, выговорила заведомую неправду:

– Вот еще! С чего мне тебя ревновать, ты мне никто!

Макс озаренно покачал головой:

– Был бы никто, то и чувств никаких бы не испытывала. А то ты изо всех сил пытаешься убедить себя, что ничего ко мне не чувствуешь, но не получается. Так ведь? – Он пытливо заглянул ей в глаза, не позволяя увернуться.

В памяти Ксюши всплыло страдальческое лицо незнакомки, которую Максим оставлял безжалостно и бесповоротно, устремляясь за новой целью. Зло повторила себе: вот то же самое ждет и ее, если она позволит ему лишнее… Встрепенувшись, будто избавляясь от наведенных на нее чар, твердыми шагами обошла его и рванула к остановке.

Он догнал ее у своей машины и остановил, крепко взяв под локоть.

– Милая, мы с тобой еще не договорились о новой встрече…

Она уперлась руками в его грудь, не давая себя обнять.

– Я тебе не милая и ни о чем с тобой договариваться не буду! – Голос срывался, но звучал уверенно, что ему очень не понравилось.

Ловким движением Максим обхватил девушку за талию и прижал ее к машине:

– Давай попробуем еще раз! – и накрыл губами ее рот.

По ее венам опять пробежал огонь и остался гореть где-то в глубине женского тела. Глаза сами собой закрылись, дыхание стало прерывистым и тяжелым. Она приникла к нему, не в силах удержаться на подгибающихся коленях.

Его затрясло от жгучего, совершенно непереносимого желания. Он с трудом оторвался от ее губ и страдальчески простонал, овевая теплым дыханием ее лоб:

– Поедем ко мне, любимая, поедем! – и открыл дверцу стоявшей позади машины.

Девушка чуть не упала в салон, внезапно лишившись опоры за спиной, и это сразу привело ее в чувство. Зверьком вывернувшись из-под его руки, бросилась в сторону. Максим перерезал ей дорогу, и она бешено рванулась в другом направлении. В своем стремлении вырваться не заметила, как выскочила на проезжую часть.

Ее ослепили возникшие из ниоткуда сверкающие фары несущейся прямо на нее машины. Раздался глухой удар, и последнее, что она услышала, – дальний, как удаляющееся эхо в лесу, отчаянный вскрик:

– Ксюша!

Голова раскалывалась. Кто-то докучливо держал ее за руку и настойчиво шептал:

– Очнись, милая!

Это ей не нравилось. Почему ей мешают спать? Не видят, что ли, что человеку смертельно хочется отдохнуть?

Она со скрипом повернула набитый какой-то дрянью чугунок, почему-то оказавшийся вместо ее обычно послушной и сообразительной головы. С трудом разодрала слипшиеся ресницы, но со зрением что-то случилось, и она ничего не увидела, кроме нескольких расплывчатых теней. Устало прикрыла странно тяжелые веки. Вернее, захлопнулись они сами, без ее малейшего участия. Глубокий, смутно знакомый мужской голос испуганно произнес:

– Она столько времени не приходит в себя, доктор! Сделайте что-нибудь! Вы же должны!

Недовольный бас раздраженно ответил:

– О, как же вы мне надоели! Сколько раз вам говорить: не мешайте! Шли бы в коридор и сидели там! Там и кушетки мягкие для таких зануд, как вы, поставлены… А здесь больничная палата, а не общественный форум, и нечего со мной дискутировать! Сейчас еще клятвой Гиппократа меня попрекать начнете… В России, кстати, ее не дают…