– Мир на этом не кончается, милый мой мудила. Во всяком случае, я не заметил, что весь литературный мир накренился на своей оси в то время, когда ты этим занимался – когда бы это ни было.

– Я этого не делал двадцать лет.

– Господи помилуй. Серьезно? Ну и как? Рассказывай. Пожалуйста, расскажи. У меня все воспоминания слишком свежие.

– Было… – Грэм запнулся; Джек подбадривающе подмигнул, – приятно.

Джек облегченно выдохнул резкую, короткую струю воздуха:

– Отлично. А чего тогда постная рожа?

– Ну, там пара причин. Понимаешь, я купил журнал для этого.

– И?.. У большинства из нас библиотечка под кроватью. Тебе одолжить что-нибудь?

– Э-э, нет, спасибо.

– В любой момент.

– И понимаешь, мне это понравилось, я использовал журнал – и не испытывал вины перед Энн.

– И сделал это снова? – Джек чувствовал себя ревностным священником, который побуждает Грэма признаться в своих – в данном случае безгрешных – деяниях.

– Да, даже несколько раз.

– Нашел, короче говоря, свой подход? Больше не расстреливаешь заряд на разворот с рекламой фотоаппарата «Никон»?

Грэм улыбнулся, признавая одну из проблем раннего этапа.

– А ты считаешь, мне должно казаться, что я виноват перед Энн?

– Не-а.

– Как тебе кажется, лучше сказать ей?

– Ты не сказал?

– Нет.

– Ну, я бы подождал, пока она сама не спросит. Мы все это делаем – почитай Кинси[23]. Девяносто восемь процентов делали это в какой-то момент, девяносто шесть процентов так и продолжают. Что-то в этом роде, ты понимаешь, я с цифрами не в ладу. Но только два процента прекращают, когда женятся. Это научный факт, Грэм.

Джек не был полностью уверен, что это научный факт, но надеялся, что для Грэма это прозвучит убедительно.

– Как ты думаешь – в смысле, думаешь, оно не будет мешать, ну, всему остальному?

Иногда сомнения Грэма оказывались сформулированы недостаточно четко; Джек надеялся, что его друг не формулирует столь же туманно вопросы в экзаменационных билетах.

– Нет, точно нет. Вообще не влияет. Поддерживает в рабочем состоянии.

– Может ли быть… – Грэм опять остановился. – Может ли так быть, что… они, – Грэму не хотелось использовать местоимение во множественном числе, как делал Джек, но назвать Энн он был не в силах, – догадаются? В смысле, что ты это делал?

– Ни за что. Никогда. Только если у них там измерительная пробирка или что. Ну, знаешь, манда с насечками. Не думаю, что она отмеряет кубические миллиметры с такой тщательностью.

– Ага. – Грэм поставил перед собой кофейную чашку. – А во-вторых, – он с осуждающим видом посмотрел на Джека, – оно не работает.

– А? Ты же только что сказал, что работает. Нет?

– Не в этом смысле. Оно работает нормально, – во всяком случае, он был готов признать, что «оно» действует, – только на все остальное это никак не повлияло. Я еще раз посмотрел «Боль…», один из этих фильмов, три раза на этой неделе. И еще один другой. Я покупаю все газеты с киноафишей.

– Ну я же тебе и не говорил, что, если ты подрочишь, ты перестанешь ходить в кино.

– А мне казалось, говорил.

– Нет, я только говорил, что это будет в лучшем случае утешением, если тебя… все это… напрягает. Я ничего не могу тебе предложить, что бы отучило тебя от походов в кино. Это же все у тебя в голове, правда?

– А ты ничего не можешь сделать с моей головой? – Мольба получилась довольно жалобной.

– Голова, – безапелляционно произнес Джек, – это голова. – Он откинулся на кресле и закурил. – Читал тут книгу Кёстлера[24]. Ну, по крайней мере, начал. – Джек мог авторитетно говорить о книгах, которые он видел через плечо незнакомца в переполненном вагоне метро. – Он утверждает – по крайней мере, утверждает, что другие умники утверждают, – что мозг-то наш устроен совсем не так, как нам кажется. Мы все считаем, что это важная штука, мозг. Мы думаем, это наша суперважная часть, – что неудивительно, да, мы же именно поэтому не обезьяны и не иностранцы. Мол, там компьютерная технология, новейшее оборудование от Ай-би-эм. Так?

Грэм кивнул. Именно так он всегда и считал, если вообще когда-нибудь об этом задумывался.

– Нет. Вообще нет. Эти хреновы эксперты, по крайней мере некоторые из них, говорят, что отчасти это примерно так. Беда в том, что есть еще несколько слоев другого цвета или что там, не придирайся. Часть этих долбаных клеточек вкалывали как зайки все эти годы, работали над впрыском горючего, над застежками, над договорами с издателем и прочее в этом духе. Они нормальные, они вполне социально приемлемые. Но другая команда клеток, притом что они надрывались тысячи лет, пытаясь выбиться в люди, – трахались между собой на свой клеточный манер, подтягивались по утрам, ходили в спортзал, – они обнаружили, что это все не работает. Не работает, и все тут. У них не те гены, или что там у клеток. Они достигли вершины как смогли, и стало понятно, что, в общем-то, они довольно тупые. Ну, им это о’кей – в смысле, идти-то им все равно некуда. Они не ходят на танцы по субботам, правда? Они там только для того, чтобы все в нашей жизни расхерачить или не расхерачить, как сложится.

Джек сделал паузу. Такие паузы в историях ему нравились. Так он чувствовал, что он не просто писатель, но – как часто, но, с его точки зрения, все равно очень редко писали в рецензиях – прирожденный рассказчик. Один рецензент как-то написал: «У Лаптона можно верить и рассказчику, и рассказу». Он послал ему ящик шампанского.

– И в результате они нас таки расхерачивают. Потому что эти товарищи, этот второй эшелон – те, кто контролирует наши эмоции, заставляет нас убивать людей, трахать чужих жен, голосовать за тори, пинать собаку.

Грэм внимательно на него посмотрел:

– То есть это не наша вина?

– А! Этого, друг мой, я не говорил. К этому меня не склонить. Я готов тебе написать целый том об этом, но если хочешь, чтобы я об этом заговорил, – ну, для начала я за это слишком дорого беру по твоим меркам. Это университетский уровень, научный обмен.

– Так что?

– Так что?

– Так что – как по-твоему, это все правда?

– А. Ну, не знаю. Вряд ли. В смысле, я просто подумал, что это интересная гипотеза. Может, от нее тебе станет легче. Даст возможность подумать о своем черепе иначе: один слой Очкариков, два слоя Амбалов. Почему бы им не сработаться, спросишь ты, почему они не сядут за стол переговоров под предводительством какого-нибудь мозгового У Тана