Его бывший друг, тот, ради которого он когда-то рисковал своей жизнью, спасая в шахте, которому открывал тайны своей души, ощущая некое таинственное влечение духа к духу, теперь лежал мертвый. Антон тяжело дышал, кровь капала с лица ветхозаветным проклятием египтян.

В тот же день они вернулись в лагерь. Он жил обычной спокойной жизнь. Война не сильно задевала его, находящегося в глубине «Новороссии». Смывший остатки крови Антон доложил об уничтожении опасного врага в штаб.

Этот поступок не остался незамеченным со стороны начальника «армии» Юго-Востока. За поимку командира, за которым охотились давно, Антона наградили Георгиевским крестом ДНР – ЛНР и повысили в звании, сделав командиром роты.

Через несколько дней, проходя мимо своих солдат, Неделков вдруг подумал, что никогда не мог представить себя вот таким – в камуфляже, обвешанный боеприпасами, словно некими смыслами, которые достались ему по воле судьбы.

Зайдя к себе в палатку, Антон посмотрел на картину, висевшую прямо посредине. Его последняя работа, наиболее дорогая ему – вся в черно-белом цвете, нечто необычное. Когда он еще сядет за холст? Ненадолго задержав взгляд на картине, он вдруг вспомнил, что хотел, – открыл ноутбук и набрал текст письма: «Сергей, я живой. Воюю с Украиной. Ты можешь меня не понять, но теперь все изменится у нас. Это будет праведная страна».

Нависая рукой над кнопкой Enter, он несколько секунд думал о том, стоит ли так себя открывать. Ведь до сих пор семья не знает, где он. Но почему-то стойкое чувство подсказывало, что обратиться нужно вначале именно к Сергею. Нависший над маленьким монитором человек в форме цвета хаки застыл в нелепой позе, и ему нужно было всего лишь нажать на кнопку. Но это нажатие – не просто приложение усилий. Казалось в тот момент в жизни без запятых, лишенной особенного смысла, разрушенной неудачами бытия, как неподвижной точки, которое никуда не двигается или перемещается, что-то переменится. Свет люминесцентной лампы опрокидывал на человека в палатке свои потоки, высветляющие его фигуру на фоне серо-зеленой палатки, когда Антон опускал палец, чтобы нажать на клавиатуру. Раздался характерный щелчок. Письмо полетело адресату, а палец от клавиши поднимал некто новый – командир роты Художник.

В Луганске боевики ЛНР торгуют «отжатыми» авто по 3–5 тыс. у. е. В областном центре по ул. Оборонная террористы организовали «ярмарку». На захваченной территории одного из автосалонов на продажу выставлены машины, которые отобраны у населения. Террористы продают автомобили китайского и европейского производства. Часть машин без госномеров и украдены из автосалонов города. Также боевики выпустили из плена владельца автосалона «Toyota», которого держали несколько недель, пока мужчина не дал согласие «переписать» собственность и активы на боевиков. Новые легковые автомобили импортного производства террористы продают по 3–5 тыс. у. е. На площадке было около 100 транспортных средств.

Сайт informator.lg.ua, 6.07.2014 г.

Просторный офис, поделенный на ячейки, подобно лабиринту, пустовал. Комната напоминала незаселенный остров с вершинами шкафов, костлявыми утесами мониторов и креслами, похожими на диковинных застывших кенгуру. Только один квадрат рабочего места освещался неяркой лампой. Сергей расположился у компьютера и просматривал новости.

Как-то сидя в киевском кафе с Юлей Петренко, когда он прилетел в Украину, говорили о том, что западный мир предлагает понятные конструкции общества, наполненные логическими узлами и связями, а как разгадать восточную Украину?

Они познакомились еще в Киеве, на деловом обеде. Юля – стройная подтянутая женщина лет тридцати, была словно срисована с портрета украинки в национальной одежде. Сергею казалось, что ангелы лепили ее лицо вручную.

– Ты пойми, – говорила Юля, – небольшие города и поселки Луганской области живут почти в крепостном строе, там человек важен тем, сколько часов он проработал на заводе или на шахте. Все построено таким образом, что у людей нет денег выезжать, нет привычки выезжать, нет потребности выезжать. Ты вырвался, а это удается очень редко. Подумай, ну куда им идти, если дома стреляют, за порогом большой неизвестный мир.

В тот же вечер они шли по набережной Днепра, легкий, речной ветер играл, как ребенок, светло-русыми волосами Юли. Рядом идущий Сергей иногда поглядывал на нее и думал, что его тянет к ней какое-то непознанное для него чувство. Он уже жил больше полугода в Германии, они часто переписывались, но редко встречались. И вот каждый раз, когда она говорила что-то глубокое, у него возникало тягучее стремление обнять ее, прижать так сильно, как только возможно. Наверное, это ощущение возникает из-за одиночества? Или, может быть, перед ним настоящая Женщина, рядом с которой мужчина вдруг осознает себя отцом и мужем.

Он смотрел, как губки Юли складывались в «бантик», рукой она поправляла прическу. Несколько человек сидели на ступеньках возле воды. Одинокая чайка закручивала петли и рисовала зигзаги. Беседа заходила в глубинные прерии славянской души.

– История гораздо удобнее тем, что к ней постоянно можно обращаться, как к крану с водой, тем более, что не составляет труда кран повернуть то сильнее, то слабее, – говорил Сергей.

– А мне надоело жить в прошлом – в стране, «которую мы потеряли», в войне, «которую мы выиграли», в траве, что была «зеленей». Прошлое постоянно определяет повестку дня в России и Украине. Борьба за «прекрасное прошлое» преграждает любым возможностям мыслей о будущем. Как сварливая жена и мать, «отдавшая лучшие годы» другому времени, мы неспособны понимать настоящее и не хотим думать о том, что ждет нас дальше, – отвечала она.

– Чего только стоят постоянные слова о «бандеровцах», такое ощущение, что Степан Бандера до сих пор жив, – продолжал Сергей.

– Да, в Украине и России очень разная история современности, но мы не можем простить и закрыть коллективное прошлое. Нам нужна спокойная определенность минувшего. Она позволит нам сделать шаг в неопределенность будущего, которое важно встречать лицом, а не затылком, – рассуждала Петренко.

В ту минуту Сергей остановился и подумал о том, что Юля – это зеркало, в которое он смотрит, и, чтобы понравиться ей, начинает изменять себя, но так, что отображает свою истинную сущность. Иногда это состояние люди называют счастьем самопознания. Он остановился и легонько прижался губами к ее щеке. Спутница улыбнулась, а в ее глазах мелькнуло отражение такой же улыбки Сергея.

Тряхнув головой, он пытался скинуть с себя крошки воспоминаний. Он уже давно понял, что любит ее, но как сказать ей – она живет в Киеве, работает журналистом и не хочет уезжать из страны. Это была постоянная причина ссор и недопонимания.

Проводя взглядом по застывшему офисному рельефу с его неправильными изгибами, острыми углами, пропастью пустынных мест между столами и стульями, Сергей подумал, что он один в жизни. Вокруг постоянно кто-то находится, он с кем-то разговаривает, но словно проваливается в пустоту. Только какие-то родственные связи с семьей в Ровеньках и Юля – будто две нити – слабо, не до конца стягивают его рану одиночества.