— Катя, — позвал Олег, — Катя…

Катя, прижавшись щекой к его руке, чуть заметно качнула головой.

Олег другой рукой отодвинул подальше тарелку с остатками капусты — так, на всякий случай. Потом осторожно погладил Катю по голове.

— Катя…

Голос его звучал так мягко, что она подняла голову и посмотрела на него просиявшими, исполненными надежды глазами.

— Катя, я не…

— Не говори ничего… Не надо.

Он поднялся из-за стола, подошел к окну и, отодвинув занавеску, с преувеличенным вниманием стал наблюдать, как широкий мебельный фургон въезжает в узкую арку двора.

— Я поняла, — сказала Катя за его спиной. — У тебя есть другая.

— Да не в этом дело! — Олег неожиданно разволновался так, что хватил кулаком по оконной раме.

Катя испуганно вскрикнула. Стекла, к счастью, остались целы.

— Извини, — он повернулся к ней. — Я вообще не мастер говорить с женщинами. Особенно на такие темы.

Катя встала, подошла к нему и остановилась, мужественно глядя ему в глаза.

— Ты хочешь сказать, что я тебе совсем не нравлюсь? Ну, как женщина?

— Нравишься, — подумав, ответил Олег. — И как женщина тоже.

— Тогда я не понимаю…

Олег снова уставился в окно.

— Вот придурок, — буркнул он, — застрянет ведь сейчас… ну, точно! Теперь ни войти во двор, ни выйти!

Катя пожала плечами.

— А я никуда выходить и не собираюсь, — с некоторым вызовом произнесла она.

— Я математик, — заявил Олег безо всякой видимой связи с предыдущим, — я не верю во всякую там мистику, судьбу, предопределение. Но в последние дни происходит что-то странное. Какая-то сила упорно толкает нас друг к другу. Ты не заметила?

Еще бы не заметить, усмехнулась про себя Катя. Но вслух сказала:

— Разве? А я вот не вижу ничего странного…

— Теперь еще и этот фургон…

— Если бы не фургон, тебя бы здесь уже не было?

— Да. Нет. Не знаю!

— Ну, раз тебе все равно сейчас не уйти, давай выпьем чаю. Просто выпьем чаю. Я ведь обещала угостить тебя пирогом с вареньем, помнишь?

Олег покорно отошел от окна.

— Помню. Вчера. Хотя теперь мне кажется, что это было по меньшей мере неделю назад.

— Да, — согласилась Катя, доставая из буфета чайные чашки. — Мне тоже. Мне теперь кажется, что мы с тобой уже давно знакомы…

— Да. Именно. В этом все и дело!

И, радуясь тому, что наконец-то может облечь свои мысли в понятную, доступную ей форму, он заговорил — немного взволнованно, но четко и последовательно, словно объяснял на уроке очередную тему.

— Мне у тебя хорошо. Очень хорошо. Приятно. Комфортно. Словно ты — близкий, хорошо знающий и понимающий меня человек…

— Но?

— Что — но?

— Но ведь должно быть какое-то «но», которое мешает тебе перейти от состояния «может быть» к состоянию «так оно и есть»…

Эта женщина не хуже его умела четко, логично и последовательно излагать свои мысли. Олег посмотрел на нее с уважением.

— Ты права. Дело, собственно, в тебе.

— Во мне?

— Да. Ты не тот человек, с которым можно закрутить мимолетный роман. С тобой возможны или серьезные отношения, или никакие.

И Олег, весьма довольный тем, что так просто и доходчиво объяснил все этой милой, умной женщине, потянулся за куском пирога. Катя машинально пододвинула ему тарелку.

Ей очень хотелось спросить — так в чем проблема, разве она против серьезных отношений? — но удержалась.

— А я, — продолжил Олег, слизнув с ладони капнувшее варенье, — не думаю, что гожусь для этого. Я вот сижу сейчас в тепле, блаженстве и неге… очень вкусное, кстати, варенье, сто лет такого не ел! Напротив меня женщина, молодая, симпатичная, привлекательная и смотрит на меня так, будто я единственный мужчина на свете… А я вот сижу и думаю, как там моя программа. И что ждет меня утром, когда будут закончены расчеты, — победа, сияющая, как солнце, оглушительная, как гром, новая жизнь, новая эпоха… или очередная неудача?

«До чего же мужчины глупы, — с грустью подумала Катя, — особенно умные. Ну как ему объяснить, что я вовсе не собираюсь соперничать с этой его возлюбленной теоремой?»

За окном громыхнуло. Кухню озарила лиловая вспышка. Громыхнуло еще раз.

— Ой, надо же, гроза! — поразилась Катя.

— Я и не знала, что зимой бывают грозы!

— Бывают, но очень редко, раз в десять лет.

Олег встал и подошел к окну.

— И это невероятно красивое зрелище…

Катя тоже подошла к окну. Но посмотрела не вверх, на невероятно красивое небо, а вниз, на смутно видимую в сгустившейся темноте арку двора.

Застрявшего фургона там больше не было.

* * *

— Я поняла, — все тем же глубоким, роскошным, с богатыми оперными интонациями голосом произнесла Лилия Бенедиктовна. — Я поняла, как вы меня нашли, — адрес Клуба вам, конечно же, дала Нина. Но я не поняла, зачем. Если вы скажете мне, что вы несчастны и одиноки, то… Я просто-напросто вам не поверю!

— Отчего же? Вы так хорошо меня знаете? — усмехнувшись, возразил Александр Васильевич.

Он сидел в гостиной, в самом удобном кресле перед камином, и благодушно щурился на язычки электрического пламени. В их золотисто-оранжевом свете его лицо под белыми, как снег, волосами казалось по-летнему загорелым и совсем молодым.

Лилия прикусила губу, размышляя, что бы ему предложить. В буфете Клуба имелись бутылки мартини, амаретто, бейлиса, финских ягодных ликеров и прочих дамских безделок. А вот из серьезных напитков…

— Я бы не отказался от чашечки чая, — пришел ей на помощь Александр Васильевич. — Натурального цейлонского, крупнолистового. Без сахара. Но если у вас найдутся сливки, не слишком густые и не так чтобы совсем жидкие…

Лилия, всплеснув руками, побежала на кухню.

Заваривая чай, она нечаянно плеснула кипятком себе на руку и зашипела от боли.

Боль привела ее в чувство.

«Да что это я, — осадила она себя, — чего это я так волнуюсь от встречи с мужчиной — да, интересным, да, необычным, да, притягательным, — но всего лишь мужчиной? Мало ли я видела их на своем веку?»

«Таких — мало, — тут же возразила она себе, доставая из холодильника мазь от ожогов. — Можно даже сказать, ни одного».

Она ничего, совсем ничего о нем не знает, кроме того, что он художник, отец Нины Соболевой и живет в Великом Устюге. И все же она совершенно уверена, что он не такой, как все.