Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дайте-ка мне свой телефон! – потребовал Лев, протягивая руку.
Фэртон неохотно достал из кармана и подал ему весьма «навороченный» гаджет. Быстро поманипулировав кнопками, Гуров вывел на экран монитора вначале оба номера этого телефона, а затем все входящие и исходящие. Впрочем, таковых оказалось немного. Скорее всего, американец их постоянно удалял. Но и того, что еще не было стерто, было достаточно для выявления деловых и всяких иных контактов Фэртона. Загрузив в свою цепкую память все эти длинные ряды цифр, Лев вернул телефон его владельцу и властным тоном произнес:
– Все, идемте, пока совсем не стемнело!
Сделав знак рукой американцу, чтобы тот следовал за ними, опера спустились вниз. Шагая за ними, Фэртон, которого явно мучила его будущность, снова завел разговор о смерти Дебирэ:
– Джентльмены, я хотеть сделать официальный заявлений, что я не убивать Анри, что он сам умирать во время… м-м-м… секс. Он хотеть острый ощущений и просить меня сделать ему маленький методик из БДСМ с его гальстук. И все… Что мне может быть по ваш суд?
Гуров, который уже закончил разговор с Главком о кинологе с собакой, пояснил, что судмедэкспертиза уже установила причины смерти француза и ее выводы идентичны тому, что только что сказал Фэртон. Поэтому ему может быть вменено непреднамеренное причинение смерти по неосторожности. Не исключено, какие-то коррективы внесет и дальнейшая, углубленная экспертиза, которая может эту вину как смягчить, так и усугубить. Если окажется, что сердце Дебирэ отключилось по каким-то своим причинам – это повлечет более мягкое решение суда, но если причиной его остановки стали излишне жесткие манипуляции американца с удавкой из галстука, то и решение может быть куда более жестким.
– Кроме того, суд может расценить это происшествие как сознательное причинение смерти для того, чтобы завладеть ценным раритетом. Откуда вам стало известно про папирус? – выходя на крыльцо дома, изучающе взглянул на американца Лев.
– Мне о нем рассказать Анри еще два месяц назад, – сразу же скиснув, заговорил Фэртон. – Он мне сказать, что хочет купить папирус у один русский профессор, с жена который у него роман.
– А он что, мог и с мужчинами, и с женщинами? – не тая иронии, спросил Станислав.
– Да, он есть «би»… Это… Бисексуальный мужчина, – поеживаясь, пояснил американец. – Он мне предложить потом организовать продажа на аукцион за хороший сумма денег. Я иметь контакты с устроитель неофициалный аукцион. Мы хотеть выставлять раритет на торги и потом делить прибыль на мы двое. А когда он умереть, я очень испугаться. Я быть в паника. Я схватить то, что попалось под рука, и бежать из гостиница. Я не понимать, что делать в тот момент. И еще. По новый закон Франция мы с Анри супружнико. Он мой законный жена. Наш свидетельств о брак лежать в мой вещи. Его имущество – это и мой имущество.
Слушая его, опера не выдержали и громко фыркнули – настолько дикими и бре– довыми, с точки зрения российской общественной морали, выглядели эти объяснения.
– Того человека, который занимается аукционами, зовут Джереми? Он сейчас в России? – Этот вопрос Гурова стал для Фэртона чем-то наподобие крепкого подзатыльника – он дернулся, ошарашенно глядя на этого русского сыщика, а потом нехотя подтвердил:
– Йес, Джереми… Да, он в Москва.
– А Джереми – какой именно? Коу, Бломм, Биггс, Локс, Шэпли?
То, как много всяких Джереми знает этот сыщик, Фэртона поразило еще больше. Он напряженно задумался, но его внутренний диалог перебило насмешливое и одновременно требовательное замечание Стани– слава:
– Только не врать, не врать! Вранье у нас наказуемо не менее жестко, чем убийство. Понятно?
– Да, да, я понимать… Это Джереми Локс, мы с ним решать вопрос продажи… – нехотя признался американец.
– Все, начинаем! – распорядился Гуров. – Пока еще хоть что-то видно, идите на то место, где произошло ограбление, и ждите там кинолога, он должен с минуты на минуту подъехать. Ну, а я к футболистам. Похоже, свой матч они уже закончили.
На «стадионе» и в самом деле игра подошла к концу, и футболисты, собравшись в круг, что-то шумно обсуждали. При появлении Льва мальчишки разом воззрились на него.
– Ну что, нашли вы этого хмыря? – поинтересовался крепыш в белой бейсболке.
– Найти-то его нашли, но вот той вещи, что мы ищем, при нем не оказалось, – огорченно развел руками Лев. – Он утверждает, что его ограбили какие-то бродяги невдалеке от ваших домов. Вот я и хотел бы узнать: в вашем краю кучкуются какие-нибудь бомжи, которые эту территорию считают своей и требуют с прохожих плату за то, чтобы по ней пройти?
О чем-то шумно подискутировав, футболисты подтвердили, что, в общем-то, да, раза два или три действительно случалось, когда какие-то бродяги пытались верховодить в этом квартале. Но после того, как у нескольких домохозяек они рискнули «отжать» деньги и продукты, тут же сформировалась команда местных «тимуровцев» послеармейского возраста, которые поймали вымогателей и хорошенько намяли им бока. С той поры ничего подобного слышно больше не было.
– А где они вообще тут обитают? У них есть какое-нибудь основное стойбище? Ну, там, здание, подвал, что-то еще? – поинтересовался Гуров.
– Ну да, вон в той стороне, где гаражный массив, около тех девятиэтажек, – указал белобрысый голкипер в сторону домов, мимо которых опера проходили совсем недавно. – Там есть большой коллектор, вот в нем они и прячутся. Зимой их там человек тридцать жило. Так-то они не выпендриваются, банки собирают, бутылки, побираются около вокзалов. Но грабежами не занимаются, нет… Может быть, чужие какие-нибудь забрели?
Выслушав все мнения и суждения, Лев произнес:
– В общем, парни, есть такое предложение: если кто-то поможет нам выйти на след тех, кто ограбил американца, то он получит возможность пострелять из моего пистолета в нашем главковском тире.
На пару мгновений повисла напряженная тишина.
– А-а… Сколько раз? – спросил «спартаковец».
– Целую обойму! – не задумываясь, ответил Гуров.
Теперь тишина длилась еще дольше. Нарушил ее крепыш в белой бейсболке:
– А как вам сообщить, если я, например, что-то узнаю?
Достав из кармана несколько визиток, Лев раздал их тем, кто стоял поближе. Прочим пояснил:
– А так-то,