происходит, хотя я ни в чем не виновата. Ну не могу поделиться с подругой тем, что меня сломали и купили.

На автомате проверяю чистоту кабинета Юсупова и раскладываю документы на подпись по мере их срочности. Мое состояние нельзя назвать депрессией или подавленностью. Я словно опустела. Все равно, что со мной будет происходить. Нет ни желания, ни сил. Пусть случится все, как он хочет, только остановит этот ад.

Занимаюсь работой, отмечая все правки, сделанные без меня, постоянно посматривая на часы. Юсупов задерживаются, но мне от этого не легче. Нельзя оттянуть неизбежное. Мне наоборот хочется все ускорить, чтобы понимать свои права, если они, конечно, у меня остались.

Но сердце все равно замирает, когда дверь приемной распахивается. Поднимаю глаза – это не он, а Надежда Михайловна. Женщина, как всегда, выглядит безупречно. Даже строгие костюмы на ней сидят, как влитые, словно шились на заказ. Возможно, так оно и есть.

— Доброе утро, — здороваюсь, как этого требует этикет. Женщина сдержанно кивает и опускает на стойку папку.

— Как здоровье… прости, не запомнила твое имя, — произносит она, рассматривая меня.

— Спасибо, уже лучше, — киваю, не напоминая ей своё имя. Из принципа. Не хочу, чтобы она вообще ко мне обращалась. Все равно не уволят. Нет, хамить я не буду, но и стелиться ни перед кем теперь тоже не собираюсь.

— Передай Рустаму, что сюда надо внести правки и подписать, — указывает мне на папку.

— Хорошо, — забираю документы.

— Эта блуза тебе не идет, невыгодно подчёркивает бледность лица. Я бы посоветовала тебе ее выкинуть, — выдаёт она мне с притворно милой улыбкой. Также натягиваю улыбку, заглядывая в ее серые глаза.

— А твоя помада, — намеренно перехожу на ты. Она же не церемонится. — Очень яркая и вульгарная для делового стиля. Но я же не лезу к тебе с советами, — выдаю, выгибая брови.

— Ммм, как это мило, — усмехается женщина. — Далеко пойдёшь.

— Стараюсь.

— Удачи, Диана, — язвительно приносит Надежда Михайловна, все-таки вспоминая мое имя, и удаляется.

Сука.

Удача мне уже, видимо, улыбнулась. Я очень далеко зашла. До постели Юсупова. Головокружительная карьера. Только вселенная приняла мои запросы неправильно. Не об этом я мечтала, когда представляла карьерную лестницу.

Юсупов появляется ближе к обеду. Не один – с начальником финотдела. Встаю при его появлении. По этикету положено поздороваться, но мой язык не поворачивается. На несколько секунд мы заглядываем друг другу в глаза.

Его черные глаза оценивающе скользят по мне и отпускают. Он молча, без указаний и приветствий, скрывается в своем кабинете, и я на время выдыхаю.

Я не девочка, но отношения в моей жизни всегда были по взаимному согласию. Как научиться быть бесчувственной куклой – не представляю.

Еще через полчаса начальник финотдела покидает кабинет Юсупова, а в селекторе раздается голос:

— Чай завари. Орехи, сухофрукты и пару чашек, — велит он. Поднимаюсь и иду заваривать чай.

Составляю на поднос чайник и чашки.

Пока медленно иду в кабинет начальника, рассматриваю фарфор. Красивый, качественный, моя мама увлекается такими вещами. Она бы пищала от восторга, если бы я подарила ей такой чайный набор.

Все это отвлекает меня от неизбежного. Чуда не случится, и Юсупов не будет делать вид, что ничего не произошло.

Он сидит в своем кресле, расслабленно откинувшись на спинку, наблюдая за мной. Как всегда, идеален. В чёрной рубашке и сером костюме. Всегда свежий, ухоженный, безупречный и пугающий. Ему ничего не стоит превратить мою жизнь в ад.

— Чай на тот стол, — указывает глазами на низкий журнальный столик между креслами возле панорамного окна. Разворачиваюсь, составляя чашки на столик.

Юсупов поднимается с места и идёт ко мне. Задерживаю дыхание.

— Присядь, Диана, — совершенно спокойно велит мне, указывая глазами в кресло.

Отставляю поднос, сажусь, отворачиваясь к окну. Панорамный вид на город всегда завораживает. Краем глаза замечаю, что Юсупов садится в кресло напротив, и Его Величество само разливает чай в две чашки, двигая одну ко мне. Как в этом мужчине уживаются тирания и обходительность? Это смахивает на раздвоение личности.

— Дыши глубже, Диана, — произносит он. — Выпей чаю. Хороший зеленый чай, как букет дорогого вина. Не каждый может заварить его правильно на интуитивном уровне. У тебя получается, в отличие от кофе, — лениво усмехается.

Ничего не отвечаю. Беру чашку, делаю глоток, немного обжигая губы.

Что он там хотел?

Мою покорность и характер?

Куклы ему надоели?

Покорность пусть получает, а вот характер… Тоже буду куклой. Чувства его не интересуют, вот он их и не получит. Ни чувств, ни эмоций. Хотя эмоции у меня определённо к этому мужику всё-таки есть. Например, чувство ненависти. И, видимо, он считывает это с моего лица.

— Не нужно драматизировать, девочка моя. Трагедии нет, — такой спокойный, безэмоциональный, словно не ломал меня. И ведь он ни разу не позвонил и не написал мне. Он ждал, когда я приду сама. Интересно, до чего дошел бы Юсупов, если бы я не сдалась? Страшно представить.

— Мой отец в больнице с приступом, — сообщаю в ответ на его фразу «не драматизировать».

— Сегодня его перевели в отдельную палату. Его ведёт хороший специалист. А приступ – это следствие запущенной болезни. Ты импульсивно и необдуманно не приняла мои намеренья всерьёз, сбежав. Но я прощаю тебе эту женскую слабость. И ты меня прости за эмоции.

За эмоции?

Что он несет?

В нем нет эмоций, только голый расчет и жажда охоты на жертву, которая не пожелала быть таковой.

— Ты расстроила меня, и я немного нажестил. Но, поверь, лишь немного. Еще раз повторяю, я не хочу быть монстром в твоих глазах. Станешь послушной девочкой, и все у тебя будет хорошо. За отца прости.

Распахиваю глаза в удивлении, потому что Юсупов знает слово «прости»,