Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сейчас погляжу! — Подняв с земли длинную, крепкую палку, Сомов побежал к осинам.
Через минуту сибиряк позвал:
— Сюда! За мною — строго след в след…
Пушкарь с тревогой глянул на него:
— Уверен?
— Порядок! Не мог же дед обмануть: у него два сына в армии. До островка с километр будет.
Впереди расстилался зеленый ковер векового мха, ежегодно гниющего и вырастающего на своем перегное. Как бы спасаясь от предательской топи, навстречу людям брели одинокие ольхи и сосенки.
Шест Сомова погрузился в зыбкий торфяник, под ногами сибиряка зачавкало бурое месиво, и он пошел, раскачиваясь, как на пружинящем батуте. За Сомовым двинулся Пушкарь. Потом — гауптман Box и Штрекке. Немцев подгонял Сорокин. Замыкали группу Горяев и Яремчук.
Над болотом висело удушье. В ноздри ударял терпкий запах гниющих водорослей и торфа. Каждый шаг давался с большим трудом: отяжелевшие ноги приходилось буквально выдергивать из студенистой засасывающей дрыгвы.
Казалось, трясина дышит, то тут, то там вспучивались огромные бурые пузыри и быстро лопались.
А ноги погружались все глубже, вязкая жижа цеплялась за бедра, и Сомов раздвигал ее своим телом.
От страха гауптману Boxy почудилось, что тропка ускользнула куда-то в сторону, и он беспомощно повис над невидимой бездной. Немец дико вскрикнул и потерял сознание. Его успел подхватить Пушкарь.
— Эх, едрен корень, — пробормотал сержант. — Эта гниль и ног не держит, и плыть не дает…
— Крепись, братва, — оглянулся Сомов. — Видите среди мшаника кочки? Значит, дно попрочнее будет.
И действительно, вскоре почва стала повышаться, началось редколесье.
— Вот это бросок, — переведя дух, заметил Пушкарь. — Сутки придется одежду выкручивать!
— Ничего, — пробасил Сомов. — Зато отсюда не только овчаркам, но и самому Гиммлеру можешь два кукиша поднести. Зыбуны-то вроде наших, сибирских.
Поминая добрым словом лесника, разведчики ступили на твердую землю.
Сорокин облегченно вздохнул:
— От развилки той кругом-бегом километров двадцать отмахали. Теперь наша рация снова в строю.
— Достанем, — кивнул Пушкарь, — только сперва немцев допросим.
Гауптман сразу назвал свое имя, фамилию, должность, рассказал о личном составе и вооружении дивизии.
— Танковая дивизия с эмблемой «шлемы в лаврах» прибыла из Африки, — сообщил он. — Пехотная дивизия, солдаты которой пользуются английскими флягами, — из Франции. Танковая дивизия СС переброшена из Югославии. В нашем штабе говорили, что создана новая группа армий. Но конкретно о ней я не знаю ничего.
— Теперь, — повеселел Пушкарь, — можно и «Астре» доложить. Работай, Горяев!
…Морзянка умолкла. Радист Горяев снял наушники и взахлеб застрочил:
— Наступление начнется завтра, то есть на двое суток раньше. Поэтому «Астра» велела нам оставаться здесь, а после того, как наши танки войдут в прорыв, сесть противнику на хвост. «Хозяин» доволен, всех обнимает и приказывает хорошенько отдохнуть.
ДАЛЬНИЙ РЕЙД
Иссиня-черная туча, смахивающая очертаниями на австралийский материк, залегла над передним краем. Ее насквозь пронизала молния и вмиг рассыпалась веером синих зигзагов. Где-то высоко с грохотом перевернулся огромный ковш — сплошная звенящая завеса дождя заслонила немецкие траншеи, приземистые холмики дзотов, проволочные заграждения, минные поля…
Дождь быстро переметнулся на другую сторону. Окопчик стало заливать водой.
— Пошли отсюда, пока не промокли совсем! — забеспокоился майор Воронов.
— Подождем. — Добриченко из-под капюшона глянул на небо. — Ливень скоро пройдет. Авось что-либо и прояснится… Интересно, как немцы пережили омовение…
Лейтенант, приблизив к глазам бинокль, долго смотрел в одну точку, потом радостно позвал:
— Полюбуйтесь и вы, товарищ майор!
Воронов взял бинокль.
Заминированную ложбину между двумя высотками пересекали проволочные заграждения в шесть рядов. Под колючей проволокой, на самом дне котловины, бурлил и пенился весенний поток. Он ширился на глазах, размывая удобный лаз.
* * *
Ночью разведгруппа во главе с лейтенантом Добриченко воспользовалась этим лазом.
Первую линию обороны разведчики миновали один за другим, стараясь не потерять из виду впотьмах широкую спину Сомова, посланного в головной дозор. Последним шел Иванчук; он старательно «заметал» следы. Сегодня ему досталось много хлопот: разведчики пересекли узенькие полоски истоптанной ржи, низкорослого ячменя, реденького проса. Иванчук поднимал наклонившиеся стебли, печально гладил руками колосья. Па его родной Киевщине пшеница плескалась сплошным золотым океаном — глазом не окинешь… А здесь — жалкие полоски… На полтора года пришла на обездоленные земли Западной Украины желанная свобода. Только распрямились спины, исполосованные панскими кнутами, как в июне сорок первого года грянула новая беда, ободрала и разорила и без того бедного крестьянина, вернула к нищете — к узеньким полоскам, походившим на глубокие рубцы на теле украинской земли… «Ничего, — подумал Иванчук. — Пройдут тракторы, глубоко распашем эти полосы, и зашумит здесь не карликовый ячмень, а колосистые густые поля высокосортной пшеницы».
За вспаханным полем начинался луг. Кое-где из травы выглядывали гнилые пни, а вокруг них — редкая поросль ольшаника. Кусты ивняка спускались вниз; стала попадаться заросшая осокой топь. Зачавкала под ногами вода: группа приближалась к небольшой речке. Сомов притаился за кустом, рассматривая что-то в темноте. Группа остановилась. Не усмотрев никакой опасности, сибиряк отыскал в траве длинную палку и стал замерять глубину речушки. Пока он исследовал дно, Сорокин разбежался и одним махом перелетел на другой берег. За ним — остальные разведчики.
Вдали, слева, замелькали синие точки: фашисты на грузовиках подбрасывали что-то по шоссе к переднему краю. Добриченко провожал взглядом автоколонну до тех пор, пока огни подфарников не исчезли за пригорком.
Разведчики прошли прибрежный луг, редкий кустарник и добрались до леса. Лейтенант мысленно представил карту, быстро определил местонахождение группы и приказал двигаться на северо-запад. Где-то там, в конце маршрута, у Большого леса приютилась маленькая станция, которая очень интересовала штаб армии.
…Весь следующий день разведчики провели в наблюдениях за этой станцией, привокзальными постройками и шоссе. Удобно устроившись в густых зарослях леса, разведчики видели, как с самого утра вокруг военного эшелона бегали гитлеровцы. Они разгрузили двенадцать орудий, столько же тягачей, двадцать минометов. Артиллерию и тягачи кое-как замаскировали в лесу за переездом. Возможно, техника должна была дождаться особого распоряжения, а быть может, гитлеровцы просто не рискнули передвигаться днем.
Очень аккуратно снимали фашисты с платформ зеленые ребристые «сундуки». Около сотни этих загадочных «сундуков» нашли место под брезентовым навесом.
Затем пожилой железнодорожник отцепил два вагона в конце эшелона. Брюхатый немецкий паровоз, сорвав голос, тоненько пискнул и дернул состав. Порожняк отгромыхал колесами на стрелках и скрылся за семафором.
Возле вагонов с техникой снова засуетились солдаты. Толстый фельдфебель что-то прокричал. Из сторожевой будки выбежало около десяти давно не бритых, хмурых мужчин. «Бандеровцы», — сообразил Добриченко. Впервые он видел