Трубку тихо положили, оставив воображемую культурозависимую барышню без дозы, а реальную меня – без ответа.

– Пожалуй, это и был ответ, – рассудил мой здравый смысл. – Похоже, нет в музее пекторали с акинаком, а сотрудники не знают, что по этому поводу говорить.

Я еще немного подумала, потом покинула интернет-кафе, купила в кондитерской тортик и поехала в местный ТЮЗ.

Игнорировав и вход для публики, и дверь для персонала, я обошла здание и поскреблась в знакомое окошко, конспиративно прошептав:

– Юстас, я Алекс.

– Привет! – неподдельно изумилась гримерша Маня Карякина. – Ты откуда и зачем? Что, тебе снова нужно пробраться к Мюллеру под колпак?

– Ага! Поможешь?

– Как всегда!

– Цены тебе нет, Карякина! – искренне восхитилась я. – Знал бы Джеймс Бонд, какое сокровище пропадает в нашей дикой глуши, уже выкрал бы тебя вместе с трюмо и чемоданчиком!

– Давай руку, – хихикнув, велела мечта Джеймса Бонда.

Но я сначала вручила ей тортик и только потом позволила помочь мне забраться в окно.

Тортики – это то, чем я расплачиваюсь с Маней за ее бесценные услуги. Денег с меня она брать не хочет, как я понимаю, из предусмотрительности: Маня сознает, что площадки для моих ролевых игр с переодеваниями расположены на пограничной полосе между похвальным трудовым энтузиазмом и предосудительным мошенничеством, и не хочет, если что, идти под суд в составе банды аферисток.

Я ведь использую профессиональное мастерство Мани для того, чтобы в новых ярких образах проникать туда, куда журналистку Люсю Суворову не пускают. А в роли глухонемой побирушки, к примеру, я успешно собрала не только кучу денежной мелочи, но и эксклюзивную информацию для разгромного материала о нелегальной организации уличных попрошаек.

– Ну, кем ты хочешь стать на этот раз? – спросила Маня, с равным удовольствием принимающая вкусные тортики и новые вызовы.

В разное время она делала из меня закрепощенную женщину Востока – посудомойку узбекской харчевни, элитную сотрудницу эскорт-агентства и гламурную помощницу модного и дорогого бизнес-тренера.

– А преврати меня, добрая фея, в скромную доставщицу пиццы, – попросила я мечтательно. – И делай что хочешь, лишь бы меня в этом образе не узнали те, кто видит меня каждый день.

– Коллеги? – догадалась Маня.

Она знает, что семьи у меня нет.

– Они самые.

– О’кей. – Маня прищурилась и пошла вокруг меня плавной поступью заводилы хоровода. – Будешь у нас длинноволосой рыжей девкой с бесчисленными конопушками и тремя жирными складками на животе…

– Сразу с тремя? – забеспокоилась я, побоявшись, что моя психика не выдержит такого превращения, я ведь слежу за фигурой. – Может, плохого понемножку, начнем с одной складочки?

– Одной складочкой не получится замаскировать твой запоминающийся бюст! – ответила Маня, уплывая от меня в аппендикс костюмерки. – А вот три жирные складки, расположенные одна под другой, визуально сгладят твой четвертый размер, изменив фигуру до неузнаваемости.

– Изменяй. – Я смирилась и подчинилась.

Знаете ли вы, как преображает гибкую стройную фигурку велосипедная камера на талии? А три велосипедные камеры?!

Кстати, если вам вдруг понадобится подобный опыт, имейте в виду: надевать велокамеры на себя нужно в сдутом виде, пока они неплохо тянутся, а накачивать воздухом с помощью насоса – уже на теле.

– Отлично! – довольно улыбнулась Маня, пощупав мои упругие «жировые складки» через ткань балахонистой белой майки с незатейливой надписью «ПИЦЦА», наскоро нанесенной гуашью по наборному трафарету.

Майка пятьдесят какого-то размера запросто могла вместить профессионального баскетболиста или двух естественно-натуральных меня. С надувными кругами на талии я почти попадала в размер по объему, но не по длине: широкие рукава свисали почти до запястий, подол – до коленок.

– И это прекрасно, – заявила Маня, натягивая на меня четыре пары легинсов. – Все, ты толстуха!

– Какая-то я неправильная толстуха, – отметила я, покрутившись перед зеркалом. – У меня туловище, попа и ноги до щиколоток толстые, а шея, лицо и руки нормальные!

– Ой, каких только уродин нет на свете! – «успокоила» меня Маня. – Но мы еще не закончили.

Она заставила меня надеть грубые перчатки с обрезанными пальцами и щедро украсила мои руки от локтя до запястья кожаными браслетами, каучуковыми напульсниками и фенечками из бисера и разноцветных шнурков. Стройные щиколотки скрыли носки с отворотами и высокие кеды. Обувка, кстати, была на пару размеров больше, чем мне нужно, так что ноги при ходьбе я приволакивала.

– Так и надо, у толстухи не должно быть легкой поступи, – авторитетно сказала Маня.

Лицо новоявленной толстухи она украсила богатейшей россыпью веснушек, которая скрыла мои черты не хуже густой вуали, аккуратные коричневые брови сделала густыми рыжими, а губы намазала какой-то жгучей мазью, и они сделались яркими, пухлыми и малоуправляемыми. Мне пришлось потрудиться, чтобы выговорить:

– Ой, мамо!

Украинский акцент объяснялся тем, что у меня, по ощущениям, были теперь не губы, а вареники.

– Последний штрих! – возвестила чрезвычайно довольная своей работой Маня и увенчала мою бедовую голову косматым оранжевым париком.

Мне захотелось спросить, а как же тот клоун, который обычно его надевает, в чем же он сегодня выйдет на арену? Но говорить было трудно, поэтому я промолчала.

Изобретательная Маня одним малороссийским акцентом не удовлетворилась и щедро наградила меня дефектами речи. Я переживала, как бы коллеги не узнали меня по голосу, а опытная фея-крестная легко решила проблему с помощью двух ватных шариков за щеками и одной зубной скобки.

Ровно в полдень – часы на башенке, украшающей здание ТЮЗа, как раз бодро зазвенели – двери главного входа распахнулись, торжественно выпуская в мир рукотворное чудо – меня.

Я бы предпочла тихо выйти через служебную дверь, но она оказалась узковатой для неповоротливой толстухи, не успевшей освоиться со своими габаритами. После того как я зацепила крутым боком икебану в напольной вазе и опрокинула столик вахтерши, Маня решительно развернула меня и в бесцеремонной манере деревенской пастушки погнала на выход через просторное фойе. Там я только банкомат задела, но ему ничего не сделалось – железный же.

– Шпашыбо, до швыжанья, до новых вштрещ! – признательно шепелявила я, адресуясь к Мане и вахтерше с уборщицей, которые увязались в сопровождение, явно желая досмотреть спонтанный мини-спектакль «Слон в посудной лавке» со мной в заглавной роли.

– Шо с девкой? Больная она, шо ли? – сочувственно поинтересовалась за моей широкой ныне спиной уборщица, явно попавшая под обаяние моей дефектной речи.