Только сейчас до меня вдруг дошло, что он прав. Дженни, Триш и Кей вместе учились в школе в Доббсе, а затем в течение двух лет повыходили замуж за парней из Коттон-Гроува, что перевело их в одну и ту же социальную прослойку семей, которым пока что достаточно заработка одного из супругов. Такое положение дел длилось на Юге чуть дольше, чем в других местах, и все три молодые женщины нигде не работали. Свежеиспеченным женам до появления детей требовалось лишь содержать в чистоте дом и по вечерам в белом фартуке с накрытым на стол ужином ждать возвращения мужа с работы. Все остальное время они были вольны ездить по магазинам, ходить друг к другу в гости или при желании заниматься благотворительностью.

Я начала размышлять вслух:

— Возможно, ее остепенило материнство. Насколько мне известно, у Кей детей нет, и Триш с Уиллом развелись, так и не родив ребенка. Поскольку сестра Дженни жила здесь же, в городе, возможно, она решила, что настала пора угомониться и перейти к семейной жизни.

Но говоря эти слова, я думала о том, что Дженни так и не угомонилась. Оба ребенка Мерили ходили в школу, и последние несколько недель перед смертью Дженни носилась повсюду со своей сестрой так же, как до того вместе с Триш и Кей.

— Ну, может быть, на самом деле это вовсе ничего не значит, — заметил Скотти. — Я обратил на это внимание только потому, что больше обращать внимание было не на что. Хотя вы, девчонки, тут все одинаковы. Сегодня вас водой не разольешь, а завтра уже видеть друг друга не можете.

Я ощетинилась, но он улыбнулся. На мгновение его усталость рассеялась.

— Вы похожи на мою старшую дочь. Она сразу же заводится, когда я говорю что-нибудь подобное, даже если я шучу. — Его улыбка погасла. — Так или иначе, именно такое объяснение дала мне Мерили Стрикленд. Кстати, то же самое сказала и ваша бывшая невестка.

— Вы им поверили? — спросила я.

— Будем считать, что поверил. Проследить их действия в ту среду нам так и не удалось, но я точно знаю, что вечером в пятницу Триш Нотт и Кей Сондерс играли в карты в гостях у своих знакомых в Мейкли.

— В Мейкли? — Взглянув на часы, я пришла в ужас. — Господи! Ровно через двенадцать минут я должна быть в Мейкли на встрече с избирателями.

Торопливо пробормотав слова благодарности за то, что Скотти уделил мне время, я схватила его счет, и он не стал возражать.

— Ваша честь, перед тем как расстаться, у меня к вам две просьбы. Если у вас что-нибудь появится, надеюсь, вы поделитесь со мной.

Я кивнула.

— А вторая?

— Не забывайте, что кому-то уже удалось совершить убийство и остаться безнаказанным.

Я предупредила Гейл, что на первом месте у меня будет стоять избирательная кампания. И правильно сделала, потому что в течение следующих нескольких дней я была настолько замотана, что едва находила время на то, чтобы переодеться и принять душ. Наступила неделя перед первичными выборами — моя последняя возможность посетить те части избирательного округа, где меня знали хуже.

Утром в субботу я встала рано и поехала в соседний округ, в Уиддингтон. Первую остановку я сделала в клубе Новообращенных. Затем я посетила распродажу кулинарных изделий, весь сбор от которой шел в фонд пошива новой формы для духового оркестра уиддингтонской средней школы. Там купила морковный пирог с кремом, немыслимо богатый калориями, который я тотчас же подарила Комитету матерей, выступающих против пьянства за рулем, собравшемуся на обед в Хиллтопе, городке в тридцати милях к востоку от Уиддингтона.

— Если это взятка, я ничего не имею против, — рассмеялась одна полненькая мамаша.

Пока хозяйка разрезала пышный пирог на семнадцать одинаково вредных для талии кусков, я рассказала о тех делах об употреблении алкоголя за рулем, в которых я выступала обвинителем в бытность моей работы в окружной прокуратуре.

Одна вредная мамаша, судя по виду, республиканка, язвительно поинтересовалась, правда ли, что последние несколько лет, работая в частной юридической фирме, я нередко защищала в суде интересы пьяных водителей. Я начала с высокопарного заявления: «До тех пор, пока Соединенные Штаты остаются демократическим государством, даже самый последний негодяй имеет право на защиту», после чего окончательно перетянула на свою сторону остальных женщин, с неподдельным огорчением признавшись в том, что я проигрываю больше девяноста процентов дел о пьянстве за рулем, которые защищаю в суде. (Не было смысла добавлять, что у остальных адвокатов этот показатель еще хуже. Если наш прокурор не уверен в прочности обвинения, он не передает дело в суд. Спорные дела очень часто не доходят до суда, и я как раз умею добиваться прекращения дела на предварительных слушаниях; однако это не то, чем я стремлюсь похваляться. И уж конечно же не на собрании Комитета матерей, выступающих против пьянства за рулем.)

— Независимо от исхода дела, — совершенно искренне сказала я, — как только клиент фирмы «Ли, Стивенсон и Нотт» обвиняется в управлении автомобилем в состоянии опьянения, мы, перед тем как взяться за дело, требуем от него стать участником программы «налога на злоупотребления».

(Да, это действительно так — как правило, в случае обвинительного приговора добиться смягчения удается гораздо легче, если адвокат может сказать судье, что обвиняемый уже добровольно стал участником такой программы. Однако, опять же, Комитету матерей, выступающих против пьянства за рулем, такие вещи не говорят. Особенно если вышеупомянутый адвокат борется за место судьи.)

— Разумеется, когда нас назначают представлять интересы обвиняемого, мы не имеем права отказываться даже в том случае, если тот не желает принимать нашу помощь. — Повернувшись к республиканке, я виновато улыбнулась. — Боюсь, здесь опять-таки все восходит к правам, гарантированным Шестой поправкой к конституции. Каждый человек имеет право на защиту независимо от того, будет ли он следовать советам своего защитника.

Обед завершился так вовремя, что я успела заскочить ненадолго на благотворительный пикник с жареной рыбой в пользу больницы Хиллтопа. Мне доверили вытащить из банки выигрышный лотерейный билет. Видеомагнитофон, пожертвованный радиомастерской Хиллтопа, достался седовласому господину, вообразившему себя неотразимым обольстителем.

— Я хочу поцеловать самую красивую кандидатку на всех этих чертовых выборах! — громогласно заявил он, поднимаясь на трибуну за призом.

Улыбнувшись — господи, как же часто приходится улыбаться кандидатам! — я подставила щеку, мысленно рисуя напротив его фамилии жирную красную галочку. Если только седовласый ловелас попадет ко мне в суд, он будет улыбаться совсем по-другому.

После обеда я посетила Джоплинс-Кроссроудс. Там добровольная пожарная команда устроила благотворительный аукцион распродажи излишков сельскохозяйственной техники, и ведущим пригласили моего брата Уилла. Между мной и Уиллом еще три брата, он старший из четырех сыновей моей матери и страшный лентяй. Уилл нравится всем до тех пор, пока не приходит пора разгребать то, что он натворил. Однако он прекрасно умеет вести аукционы. Его веселая скороговорка неизменно вызывает взрывы хохота и не дает замечать, как высоко поднялись цены выставленных лотов. Уилл позвонил мне на прошлой неделе.