Мы свернули к дому Кейт и Роба Брайантов. Под деревьями за старинным белым деревянным домом собрались не меньше сотни Брайантов и Авери. Из козлов и досок был сооружен один длинный стол, застеленный белыми простынями.

Роб — прокурор в Роли. Его брат Дуайт Авери Брайант возглавляет следственный отдел полиции Коллтона, а мать братьев Эмили Уоллес Брайант — директор средней школы Зака Тейлора. Она истинная уроженка Северной Каролины: ярко-рыжие волосы, властная, наговаривает девяносто миль в минуту, без стеснения задает самые откровенные вопросы и является ярой сторонницей Демократической партии.

В качестве номинальной хозяйки миссис Эмили усадила себе на колени своего приемного младенца-внука — Джейк, девятимесячный сын Кейт, в настоящий момент является самым младшим представителем клана — и поприветствовала всех гостей, «особенно Боу Пула, который, как вам известно, снова борется за место шерифа, и Дебору Нотт, которая станет замечательным судьей, если все вы во вторник пойдете на выборы и проголосуете как нужно. Ни тот, ни другой не принадлежат ни к Брайантам, ни к Авери, но они истинные демократы, и это делает их моими близкими родственниками!»

Барри Блэкмен благословил собравшихся, после чего молодые мамаши в цветастых летних платьях поспешили к столу, чтобы расставить тарелки для своих детей.

Я обожаю семейные сборища, даже если речь идет о чужой семье. Я люблю слушать рассказы стариков о людях, умерших пятьдесят и даже сто лет назад. Люблю наблюдать за любвеобильными подростками, которые с удивлением замечают, что у симпатичной троюродной сестры со времени последней встречи приятно переменился голос. И больше всего мне нравится смотреть, как восьми- и десятилетние дети стоят перед изображением фамильного дерева и отыскивают себя в тесной нижней строчке, словно все бесчисленные рождения, смерти и бракосочетания происходили в течение стольких лет исключительно для того, чтобы разделяющиеся ветки в конечном счете привели к их именам.

Каждая семья захватила с собой корзину с любимыми блюдами, и каждый квадратный дюйм общего стола оказался заполнен громоздящимися друг на друге тарелками: жареные цыплята и свиные котлеты, куриный паштет и домашняя ветчина, рулеты и печенье, кукуруза, каролинские бобы и нежный молодой горошек, десяток различных пирогов, в том числе с орехом-пеканом и семислойный с шоколадной начинкой. В противоположных концах длинного стола были установлены два деревянных бочонка. В один был налит сладкий чай со льдом, в другой домашний лимонад.

Мне хотелось попробовать по кусочку всего.

— Ну теперь-то ты просто обязана победить, — с издевкой заметил Дуайт Брайант, когда я вернулась за добавкой пышного клубничного пирога, покрытого толстым слоем крема. — Если будешь есть так и дальше, кроме как в свободную судейскую мантию ты ни в какую одежду больше не влезешь.

— Я вовсе не хочу сказать, что считаю каждый кусок, — возразила я, — но разве у тебя на тарелке не лежало четыре бисквитных рулета тети Зелл? И пусть на вкус они кажутся воздушными. Тетя Зелл пекла их у меня на глазах. В них целый фунт сливочного масла, дружок.

— Да, но у меня был помощник, — улыбнулся Дуайт, кивая на светловолосого малыша, тоже расплывшегося в улыбке и схватившего у него с тарелки еще один рулет.

— Неужели это Кэл? Не могу поверить своим глазам! — воскликнула я, провожая взглядом ребенка, стрелой умчавшегося смотреть на состязания по метанию подковы, которые только что начались за сараем. — О господи, Дуайт! Когда я видела его в прошлый раз, он только начинал ходить!

— Да. Каждый раз, когда Джоанна отдает мне его на выходные, я замечаю, что он успел еще немного вырасти.

На широком добродушном лице Дуайта отразилась такая боль, что его брат Роб, вручив ему своего раскапризничавшегося рыжеволосого пасынка, сказал:

— На, повоюй минутку вот с ним!

Прежде чем кто-либо успел опомниться, малыш Джейк схватил пухленькой ручонкой клубничку с моего пирога и раздавил ее. Красный сок брызнул на белые брюки Дуайта, и Кейт поспешно промокнула их влажной тряпкой.

— Не надо так делать! — строго отчитала она малыша, вытирая с крошечных пальчиков остатки раздавленной ягоды и крем.

Ребенок лишь радостно рассмеялся и похлопал мать по щеке.

— Ничего страшного, — успокоил ее Дуайт. — Кэл в его возрасте был таким же несносным.

Водрузив Джейка на свое широкое колено, он стал подбрасывать малыша вверх и вниз, изображая брыкающегося мустанга. Кейт и Роб наблюдали за этим с глуповатыми влюбленными улыбками.

Как только безоблачное счастье и стабильность таких пар, как Роб и Кейт, начинают порождать во мне сомнение, не совершила ли я ошибок на своем жизненном пути, история семейной жизни Дуайта помогает взглянуть на все с другой стороны.

* * *

Этот день мы с тетей Зелл закончили вечерней службой в миссионерской баптистской церкви Суитвотера, расположенной где-то в миле от моего родного дома. В эту церковь я пришла в возрасте двенадцати лет. По дороге смирения и раскаяния меня привели сюда подростковое чувство вины, проповедник, грозящий адским огнем, и восхитительная тоскливая мелодия приветственного гимна:

Проповедник был предупрежден о моем визите, но Книгу Судей Израилевых 4:4 он уже упоминал в своей проповеди, когда я была здесь в феврале. (С тех пор как я объявила о своем намерении участвовать в выборах, мне уже пришлось побывать по крайней мере на шести проповедях, вдохновленных строкой «В то время была судьей Израиля Девора».) Сегодня проповедник остановился на Книге притчей Соломоновых 3:3 «Милость и истина да не оставляют тебя; обвяжи ими шею твою, напиши их на скрижали сердца твоего».

Впервые за много дней мне представилась спокойная минутка. Под убаюкивающий голос проповедника, проникающий в подсознание, я размышляла о правде и милосердии и о том, каково в действительности судить другое человеческое существо. В качестве профессионала. Сознавая, что можешь изменить, возможно, навсегда весь ход его жизни.

Юриспруденция — но отнюдь не само Правосудие — всегда оставалась для меня в определенном смысле игрой, чем-то сродни бриджу со ставками цент за очко — достаточно высокими, чтобы относиться к нему серьезно, но в то же время недостаточными для того, чтобы проигрыш доставил мне серьезные неудобства. Подобно бриджу, мне с партнером (моим клиентом) приходилось отстаивать презумпцию невиновности, имея дело с прокуратурой и государством, в чьих руках были почти все козыри. Во мне с самого детства силен дух соперничества — слишком силен для женщины на взгляд большинства моих братьев, кое-кто из которых больше не садится играть со мной в карты, потому что я всеми фибрами души терпеть не могу проигрывать. (С другой стороны, есть те, кто считает, что я проигрываю более изящно, чем одерживаю победы.)