— Извините… — еще раз проблеяла я, но ректор только отмахнулся и протянул мне руку.

— Вам придется занять ее место, — удивительно спокойно заметил он без привычных воплей и оскорблений. И такой тон напугал сильнее.

— Но я не хочу!

— Да полно, Мира, я видел, как вы смотрите на меня.

От возмущения у меня перехватило дыхание. Я несколько раз открыла и закрыла рот, словно рыба, потому что слова опять закончились, а потом внезапно поняла: возмущаться не стоит.

В глазах ректора горел азарт. Арион фон Расс жаждал поругаться и потрепать кому-нибудь нервы. Его понять можно, ситуация на самом деле вышла на редкость глупая. Но почему я должна терпеть унижения и его дурное настроение?

Интуитивно почувствовав, что стоит сказать, я безмятежно улыбнулась и мило прощебетала:

— Вы знаете, я тут подумала, что с моей невезучестью вряд ли получится построить карьеру. А выйти замуж за ректора — это же мечта! Папочка будет доволен, завтра же сяду писать ему письмо.

— А о свадьбе, Мира, никто не говорит… — Ректор хитро прищурился и двинулся на меня. Я снова попятилась, но на сей раз, к счастью, ни за что не запнулась.

— Ну а без свадьбы я не могу… — сообщила я, глядя на него честными глазами. — Не так воспитана.

— Мы поработаем над твоим воспитанием, — шепнул он, нагнувшись к моим губам, и сердце остановилось. — Тебе понравится, поверь.

Он хищно улыбнулся и, когда я почти смирилась с неизбежным, внезапно отступил со словами:

— А сейчас прошу к столу. А то на голодный желудок твои формы у меня вызывают исключительно гастрономический интерес. Нужно сначала поесть.

— А потом? — подозрительно поинтересовалась я, не торопясь отлипать от стены.

— Все зависит от твоего поведения.

— Я буду очень-очень хорошо себя вести! — в ту же секунду отозвалась я самым своим несчастным голосом. — Только не трогайте меня, пожалуйста, а?

— Вот неужели я такой противный? — обиженно отозвался Арион фон Расс. — Неужели наш возможный роман у вас не вызывает ни одной эмоции, кроме страха?

Я не нашлась, что ответить, и поэтому только осторожно кивнула.

— Все! — заявил ректор. — Вы разорвали мое самомнение в хлам. А знаете, насколько отвратителен бывает мужчина с низким самомнением? Как показывает практика, из таких мужчин получаются ужасные начальники, которые самоутверждаются за счет своих подчиненных. То есть вы сейчас, Мира, не только себе подгадили, но и всей академии.

— О-о-о, — заметила, я, почувствовав, что опасность миновала. — Так в этом случае с самомнением у вас беда уже давно. Я тут совершенно ни при чем. До меня кто-то постарался.

Ректор поморщился, но возражать не стал, только пробурчал:

— Ешьте уже!

Я не заставила себя просить дважды. Сыр был замечательным. В меру острым и плотным, таким, как я люблю. Красное вино оставляло на языке терпко-сладкий привкус. Помрачневший ректор молчал, что не могло не радовать. Размышлял, наверное, и я даже не хотела думать о чем. Просто наслаждалась тишиной и моментом.

Думал Арион долго, я даже забыла, о чем мы говорили, а потом неожиданно выдал:

— Да нет… у меня такой характер. Непростой.

Я не сразу сообразила, о чем он, но, когда вспомнила вскользь брошенные слова, не смогла сдержать ухмылку.

— Ну-ну…

— Вот язва ты, Мира. Отвратительное качество для личного помощника. Хорошие специалисты так себя не ведут.

— Герр ректор! — Я усмехнулась, сделав еще один глоток вина. — Меня выгнали с девяти предыдущих мест работы. Как бы ни было горестно признавать, но меня нельзя назвать хорошей личной помощницей. Увы.

— И не поспоришь, — согласился Арион и прекратил разговор. Мы продолжили сидеть в тишине.

В комнате у нас горел лишь камин и свечи. Через распахнутое окно можно было любоваться ночным небом и наблюдать за силуэтами кошек на крышах соседних домов. Я неожиданно поняла, почему ректор не продает эту квартиру. И удобство тут ни при чем. Просто в этом месте было уютно. Совсем не так, как в академии. Хотя в покоях Ариона фон Расса я не была, но мои все же слишком напоминали номер в гостинице.

А в такой квартире я бы хотела жить. Когда-то, едва закончив учиться, я мечтала именно о таком жилье и даже сняла нечто похожее, но потом меня выгнали с первого места работы, и я стала скромнее в своих запросах.

Я сидела до последнего в кресле, поджав ноги, и смотрела на чернеющее небо и повисшую над крышами луну. Потягивала вино из бокала и задумчиво грызла кусочек сыра. Идти в спальню было страшно. Ректор слишком уж откровенно выразил свои желания, и я просто боялась предстоящей ночи. Нет, я верила, что он не опустится до чего-то непростительного, но вот пытаться соблазнить станет непременно, а я не уверена, что смогу дать достойный отпор.

А потом случилось то, что поразило меня до глубины души. Ректор поднялся, забрал с собой подушку, одеяло, какой-то плед и ушел спать на пол к камину. Без издевок, возражений и показательных выступлений.

— Комната в вашем распоряжении, — недовольно буркнул он, пытаясь устроить на коврике место для сна.

— Спасибо!

Я, пока он не передумал, сбежала, захлопнула за собой дверь и уставилась на ложе, занимающее почти все пространство маленькой комнатки. Тут уместились бы не только мы с ректором, но и еще пол-академии в придачу.

Мне совершенно неуместно стало стыдно. Я почувствовала себя ханжой, по прихоти которой завтра с утра ректор будет мучиться болью в спине, какое-то время постояла, изучая кровать, а потом решительно вышла в зал со словами:

— Перестаньте. Нам хватит там места. Только ведите себя прилично!

— Я знал: ваше сердце дрогнет! — Ректор подскочил резво, словно шкодливый мальчишка, и, схватив подушку с одеялом, ринулся в спальню.

«Что значит — знал? — пронеслось у меня в голове. — Неужели я такая предсказуемая?»

Стало обидно. Я снова злилась на своего нахального начальника, но сейчас поздно было отступать. Он уже развалился на кровати, заняв, казалось, две трети, и усиленно делал вид, что спит. Одеяло съехало с плеч, обнажив мускулистые руки и верх широкой грудной клетки. Глаза Ариона фон Расса были закрыты, вид он имел притягательный и подозрительно мирный. Казалось, он совершенно безопасен. Но я в это не верила. Выдохнула и осторожно прилегла с краешка, надеясь, что не буду крутиться до утра и все же усну. Ночь предстояла длинная.

Ворочаться было до ужаса неловко, поэтому я лежала в одной неудобной позе и считала овец. На стене раздражающе тикали часы. Я мысленно провожала овец с залитой светом зеленой полянки в загон. Количество блеющих тварей росло, а сна не было ни в одном глазу. Затекли бок, спина, плечо и шея.