Шрифт:
Интервал:
Закладка:
–Ешь.
Сам не ест. Он же был голоден? Хотя о чем это я… Такие, как Аушеров и Капиев в себя гадость засовывать не будут… Гурманы гребанные… Из грязи, да в князи… Жаль только, что грязь эта никуда не делась, хоть они ее и пытаются прятать за дорогой упаковкой…
Я наелась от души. Ела с аппетитом. И мне было плевать на взгляд Аушерова. Пошел на хер… Посидел бы с мое сутки без еды… Кинула обратно в пакет все пустые коробочки, скрутила его.
–Поела?-спокойно спросил он, взяв из рук пакет и выкинув его на выезде в мусорку.
Мы проехали еще метров пятьсот. Началась лесополоса. Он нажал поворотник направо, зачем-то съехал на обочину и остановился.
–Выходи,– тихо сказал мне.
Я подняла на него растерянный взгляд. Было страшно… Неспроста это все… Молча вышла из машины, в нерешительности застыла в стороне, лишь поймав в лобовом стекле соседней машины почему-то ухмыляющиеся рожи мужиков-охранников.
Подошел, открыл заднюю дверцу.
–Залезай,– команда последовала более жестко.
Не успела я забраться внутрь, как за мной нырнул он, тут же заблокировав двери.
А дальше я почувствовала на волосах сильный захват.
–Я тебе что говорил, сучка? Сбежать попробуешь, выебу без шелковых простыней… Забыла опять?
–Быстро стаскивай с себя тряпки. Учить буду сейчас…
К горлу подступил ком. Глаза горели от вот-вот готовых предательски брызнуть слез… Опять насилие… Только не насилие…
Я в нерешительности стала стягивать с себя свитер, но он, не церемонясь, стащил его с меня резко сам. Быстро усадил спиной к себе на колени посередине так, что я теперь видела наше отражение в зеркале заднего вида, просунул одну руку под лифчик, с силой сжав сосок, другой расстегнул пуговицу на джинсах.
–Тимур, пожалуйста, не так! Умоляю! Извини, извини меня! Я запуталась!!! Не делай этого!!! Прошу.-забрыкалась я, не безуспешно. Его захват на моем теле был железным.
Он молчал и глубоко сопел, обдавая мое ухо и шею горячим дыханием.
Рука бесцеремонно пролезла мне между ног, преодолевая препятствие трусов. Там было сухо, поэтому от вторжения его пальцев очень больно. Я зашипела и попыталась было снова отстраниться, а он продолжил грубо таранить меня пальцами…
–Я могу с тобой по-хорошему, Камила, а могу по-плохому… Я же тебе говорю-всегда есть выбор… Могу сделать так, что и дальше будешь жить красивой жизнью, и сопляк твой целый и здоровый, в достатке будет расти, и от любимого муженька больше ни слова не услышишь… А могу тебя прям сейчас, в этой лесополосе по кругу пустить… Мои горцы грубые и неотесанные, только вчера с сел поспускались… Они по бабскому телу голодные… Вижу, как на тебя смотрят. Как на мясо свежее… И ты в их глазах-шлюха… Не пожалеют… Знаешь, что они с тобой сделают, кукла, а? Рассказать?!
Я молча всхлипывала, смотря на его пугающее отражение в зеркале, как загипнотизированная. Я знала, он не врет. Он может все это со мной сделать…
–Я поняла, Тимур, я все поняла, прости,– сквозь слезы, которые все-таки застелили мне глаза, пропищала еле понятно…
–Что ты поняла, Камила?
–Я больше не буду делать глупостей, не буду, обещаю! Я благодарна тебе за помощь! И готова на твои условия… Прошу, только не делай это так… Не надо с этого начинать….
Господи, ненавидела себя за эти слова, как же я себя ненавидела сейчас… Свою слабость, свою ничтожность, свой страх… В очередной раз мне приходится прогибаться перед очередной мразью… Что ж это за судьба у меня такая…
Он резко отпустил меня, так, что я ударилась о подголовник переднего сиденья.
–Вот и хорошо, сиди здесь. Мало осталось, почти на месте.
Я скукожилась на заднем сиденье и так и ехала всю оставшуюся дорогу, думая о своей незавидной участи. Смотрела на стройные ряды сосен, высаженные вдоль летного поля Внуково, на видневшиеся в стороне вывески Аутлет-вилладж и внезапно вспоминала тот день, когда мы со Златой безбожно опаздывали на вылет самолета в Дубай… Ведь тогда и началось мое падение вниз… Ведь тогда моя жизнь и начала превращаться в еще более нестерпимый кошмар… До этого я как-то даже пыталась держаться с переменными успехами, умудрялась вводить себя в состояние анаболической апатии, хоть как-то мирясь с сосуществованием рядом с ненавистным мужем… Рано или поздно раб привыкает к своей участи… И ведь даже находит скромные радости в своем бытие… Вот только стоит ему хоть раз почувствовать пусть даже иллюзию той, альтернативной, другой жизни, которая могла бы быть, его существование в неволе становится как никогда нестерпимым…
Глава 11
Перелет был спокойным, без турбулентностей- как со стороны природы, так и со стороны Аушерова, который, казалось потерял ко мне всякий интерес после произошедшего в машине. Я забилась на самый крайний, дальний ряд, как только добралась до салона его частного самолета. От еды отказалась. Макдаковые снасти напрочь отбили желание что-либо есть на ближайшие часов восемь давящей теперь на желудок тяжестью фаст-фуда…
На подлете я безэмоционально смотрела в окно на выжженную солнцем землю местного аэродрома… Так всегда… Красота и зелень только в горах, здесь же, на той небольшой равнинной части, которая досталась нашему краю, все всегда было сухо и пустынно… Полустепь…
–Как дела, кукла?-послышался голос сбоку.
Поднимаю глаза на Аушерова молча киваю.
–Дым Отечества сладок и приятен?-все с той же иронией продолжает он.
А я про себя опять печально усмехаюсь… Чего-чего я не могла понять в этом мужике, так это сочетание несочетаемого- с одной стороны, жестокость и быдлячество, с другой- стремление к чему-то возвышенному, даже та же тяга к литературе, он ведь, очевидно, любил читать… Вон, опять громкая цитата из классики… Как это все в нем уживалось? Интересно, существует ли баба, которая готова разглядеть в нем своего мужика… Есть ли та, кто смогла бы его полюбить… Наверное, были… Всегда находятся… Вон, как по Арсену с ума сходило Полмосквы… Да даже та же Карина… Наверное, у Тимура драм не меньше за плечами… Почему же мне так гадко… Почему же от одной мысли о том, что заставит под себя лечь, становится так тошно, что всю дорогу грешным делом молила Бога, чтобы наш самолет разбился… Что-то не так во мне, не получается приспосабливаться, как кошке… Под любого хозяина… Да, пусть я бесправная, пусть вынуждена мириться с такой участью физически, мое сердце день ото дня от этого обливается
