Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Живи Томас Уентворт, граф Страффорд, в наше время, его голова не скатилась бы под секирой палача на эшафоте, а была бы украшена еще одной короной — герцогской. Лод же, наверное, удостоился бы причисления к лику святых, потому что иной земной почести для него как архиепископа в Англии уже не оставалось.
Как только Карл благополучно проводил свою жену за море, он сам поспешил в Йорк, где, окруженный сонмом местных усердных своих сторонников, начал проявлять некоторую деятельность. В наши дни столицы севера и юга поменялись характерами. При Карле Йорк был наполнен врагами свободы, а Лондон — ее друзьями; теперь же Йорк поднялся на вершину свободолюбия, между тем как Лондон тонет в липкой тине беспросветного рабства.
Перемену эту нетрудно объяснить. Живущие в королевских столицах ближе к источнику нравственной заразы. Там царит кумовство и сватовство; там каждый жалкий писака может найти себе покровительство, поощрение и успех; там развращающее влияние современной финансовой системы питает целый сонм биржевых игроков, учредителей дутых акционерных обществ, торговых мошенников и всякого рода трутней, живущих за чужой счет. И компания таких лиц вытеснила тех честных купцов и ремесленников, которые в золотые дни парламента по справедливости заняли господствующее положение в стране…
Разошедшись с парламентом, Карл внял сладким голосам окружавших его Гертфордов и Дигби, внушавших ему, что его королевское достоинство требует победоносной борьбы с мятежным собранием. Король стал готовиться к этой борьбе, принимать меры для своей безопасности, рассылать по всей стране полутребования-полупросьбы о ссуде ему денег и придумывать разные другие способы добывания средств для борьбы.
Как мы уже видели, одним из его агентов по сбору денег в казну короля был сэр Джон Уинтор, придворный сановник и личный секретарь королевы. Этот ловкий проходимец отлично умел устраивать свои делишки, расстраивая чужие дела. Получив в бесконтрольное управление богатейшую лесную и угленосную область Форест, он построил себе близ Лиднея огромный дом, названный им «Белым». В настоящее время этого дома уже нет, потому что сам сэр Джон был вынужден предать его огню, но место, на котором он стоял, до сих пор слывет под названием «Белого дома». Когда двор покинул Лондон, сэр Джон засел в своем новом доме, и, предвидя близкую грозу, приготовился к его обороне.
Первые зловещие раскаты этой грозы были услышаны им, когда вернулся из Холлимида Реджинальд Тревор и рассказал ему, что там произошло. Но сэр Джон был человек, привыкший управлять своими чувствами и поступками. Он никогда ничего не делал сгоряча и тщательно обдумывал каждое свое решение. Не вспылил он и теперь, как можно было ожидать, а спокойно, по крайней мере, внешне, выслушав доклад Реджинальда, сказал:
— Не волнуйтесь, капитан Тревор, из-за того, что говорит или делает Эмброз Поуэль. В свое время он за все ответит. Сегодня же я озабочен, главным образом, усилением нашего небольшого гарнизона и пригласил к себе еще одного офицера, который прибудет завтра или послезавтра. Это полковник Томас Ленсфорд.
— А! Очень приятно слышать, — заметил Реджинальд. — Ведь под его начальством я и состоял в нашей северной экспедиции.
— Ах, да, в самом деле, я и забыл! — воскликнул сэр Джон. — Ну, так вот он приведет с собой десятка два надежных людей, и когда отдохнет и осмотрится здесь, вам можно будет вместе с ним нанести новый визит холлимидскому ослушнику. Во всяком случае, мы так или иначе заставим его раскаяться в своих словах и в своем дерзком поступке. Получим с него и деньги, требуемые королем. Если этот бунтарь не отдаст добром, мы возьмем их силой.
Реджинальд Тревор умолчал о том, что в доме «ослушника» и «бунтаря» есть некто, ради кого он желал бы, чтобы этого дома не трогали. Впрочем, в эту минуту, когда сердце его было полно горечи, он старался не думать о том, что угрожало хозяевам Холлимида. Молодой человек направил все свои помыслы на предстоящее прибытие полковника Ленсфорда, которого хотя и не любил, но ценил как доброго товарища в попойках и разного рода веселых развлечениях…
Глава X
СОКОЛИНАЯ ОХОТА
Дней десять спустя после описанных событий в Холлимиде проходила соколиная охота. Несмотря на свои миролюбивые наклонности, Эмброз Поуэль не был противником такого рода полевого спорта, лишь бы только охота не сопровождалась излишней жестокостью. Сам он в ней активного участия не принимал, но дочерям позволял развлекаться. Старшая дочь была страстной любительницей соколиной охоты, младшая же интересовалась ею более умеренно и, кажется, больше потому, что в те времена было принято и дамам участвовать в этих развлечениях.
Общество состояло из Сабрины, Веги, сэра Ричарда Уольвейна и Юстеса Тревора. Последний все еще гостил в Холлимиде. Он находился там в качестве раненого, нуждающегося в уходе. Что же касается сэра Ричарда, все еще не возвратившегося под родительский кров в Эбергевенни, то его задержка станет понятной из последующих событий.
Местом охоты выбрано было болотце с большими лужами и ручейком, струившимся среди кочек. В лужах охотились за лягушками и другими болотными обитателями — множеством пернатой дичи: цапель, уток, глухарей и пр.
Соколов было два. Когда из болота поднялась цапля, очевидно, устремившаяся в свое гнездо, с соколов были сняты шапочки, и обе птицы, звеня бубенчиками и таща за собой путла, стрелой понеслись вверх за обреченной жертвой.
Приближаясь к цапле, соколы стали делать круги, намереваясь атаковать ее с двух сторон. Испустив крик испуга, цапля поспешила выбросить содержимое своего зоба, чтобы облегчить себя, и попыталась подняться выше своих врагов. Но соколы быстро заработали крыльями и, летая концентрическими кругами, опередили ее. Затем тот, который был наиболее воинственным, достигнув нужной ему высоты, как бы замер на мгновение, а затем вдруг ринулся вниз на добычу.
Но этот маневр ему не удался. Цаплю трудно сбить с толку с первого раза. Неуклюжая и неповоротливая на вид, на самом деле