и «Пятницы, 13-го», а Остап, как и его теперешний сосед по кабине, предпочитал боевики. Он просто обжал «Смертельное оружие» с Мэлом Гибсоном и усатым негром, имя которого выветрилось из памяти. Отличное кино. В меру экшена, в меру юмора. Не то политкорректное дерьмо, что сейчас снимают. Еще был отличный «Крепкий орешек» с Брюсом Уиллисом. Помятый жизнью офицер полиции Джон Макклейн против шайки немецких террористов внутри небоскреба «Накатоми Плаза», адреналин, пальба, злодейский злодей Ганс Грубер и в конце, как водится, победа добра над злом. Остап признавал только первые три части «Орешка», дальше пошла какая-то пурга. Особенно та серия, где Макклейн приезжал в Москву, «Крепкий орешек. Хороший день, чтобы умереть» называлась. Реальное днище!

Этот фильм он смотрел уже в кинотеатре. Большой экран, суперзвук, мягкие удобные кресла, но все равно ощущения были не те. В районном видеосалоне, где видак то и дело жевал пленку, а зрители пялились в небольшой экран телевизора, все выглядело покруче! Однако пятый «Орешек» запомнился ему надолго. Он смотрел этот фильм с Джей.

В тот период Остап ходил бобылем, а его подруга юности только что рассталась с очередным парнем, носившим странное имя Ярополк. И однажды они решили по-дружески сходить в кино. А дальше, как водится, поцелуи в темном кинозале, пивко, то-се… Встречались они ровно месяц. Трахались под «Enigma», ходили в киношку, на концерты. Ни о каких обязательствах или серьезных отношениях речи и не шло. Потом Остап улетел на съемки в Болгарию, Джей вернулась к своему Ярополку, и все тихо-мирно закончилось. И никто не знал об их романе, кроме Кабана, которому режиссер как-то проболтался по синей дыне. Но тот клятвенно пообещал держать язык за зубами.

Так вот, на первом свидании Остап и Джей тоже обсуждали, кто же победит в драке: Слай или Шварц. Она топила за Сталлоне, Он — за Арнольда. В итоге победила дружба: решили, что их обоих победит Чак Норрис.

В общем, ответ на вопрос Ржавого выплыл из глубин памяти сразу же. Но он не принял компромиссный вариант и настаивал на выборе из двух предложенных кандидатов.

— Тогда Сталлоне.

— Почему? — искренне удивился Ржавый.

— Ты «Рокки» видел?

— Раз двадцать!

— Вот и думай. Слай отлично боксирует, а Шварценеггер — тупо гора мускул, он только и умеет, что из пулемета по врагам шмалять.

— Логично. Но насчет Норриса я все же не согласен.

— Это еще почему?

— Не выглядит он крутым.

— Вот еще! Чак Норрис настолько крут, что убил Гуфа!

— Кого?

— Проехали, — Остап вытянул шею и радостно добавил. — Вернее, приехали. Вон контейнер.

Грузовик с грохотом остановился. Но стоило всем покинуть машину, откуда ни возьмись нарисовались трое крепких молодчиков. Молодые, бритые наголо, вооруженные карабинами «времен очаковских и покоренья Крыма». На них были черные, наподобие арестантских, робы. Они остановились метрах в десяти и о чем-то перешептывались. Неподалеку стоял их транспорт — телега, запряженная ослом.

— Опа-а, коммуняки! А вы случайно не заблудились? — проговорил один из бритоголовых, жилистый детина с рассеченной бровью.

— А тебя что, здороваться не учили? — спросил Ржавый.

— Здорово.

— И тебе привет, Фунт. Мы за контейнером приехали. Он принадлежит коммуне.

— Неужели? И где на нем написано, что он ваш?

— Слушай, давай не будем ссориться.

— А кто здесь ссорится?

— Ты. Вечно в драку лезешь. Недаром Лаптев тебя из Маяковки выгнал.

— Ваш Лаптев — мозгодуй тупорылый, но ты-то мужик умный, должен понимать, что мы первыми контейнер нашли, а значит, он наш.

— Без обид, Фунт, у меня приказ, и я его выполню в любом случае.

— Беспределом попахивает.

— Я все сказал.

Фунт обратился к своим подельникам.

— Нет, вы слышали?

— Кажется, кто-то слегка обозрел, — прогундосил один из молодчиков.

Остап смотрел на Ржавого и удивлялся. Еще недавно этот рыжий парнишка казался ему чушком, мальчиком на побегушках, но теперь это был совсем другой человек. Волевой и решительный. В его глазах пылал злой огонь, мышцы напряглись. Он был готов в любой момент пустить в ход оружие. Наверное, сказывалось воспитание в суровых условиях Карфагена, где каждый должен уметь постоять за себя и близких. А вот Остап конкретно забздел.

— Ржавый, давай по-хорошему, — предложил Фунт.

Его собеседник прищурился:

— А то что?

Вместо ответа бахнул выстрел, и Скелет рухнул наземь с простреленной башкой. Курок спустил стрелок, залегший на крыше контейнера. Следом чечеткой заговорили остальные три карабина, их жертвой стал Карим. Две пули попали ему в грудь, одна угодила в лоб.

Коммунары и Остап, не сговариваясь, бросились к грузовику и укрылись за кузовом.

— С-с-с крыши с-с-стреляли, с-с-суки, — констатировал Мона.

— Сядьте поближе к колесу и не высовывайтесь, — приказал Ржавый и внимательно оглядевшись по сторонам, задумчиво пробормотал. — В нас они стрелять не станут.

— Это еще почему? — спросил Остап.

— Побоятся попасть в машину. Тачка на Карфагене дюже ценная вещь, они и поцарапать ее не посмеют. Будут нас выманивать.

Ржавый осторожно поглядел под кузов.

— Не видно никого, наверное, за контейнером укрылись, гады, — процедил он сквозь зубы, подкрался к кабине и попытался открыть дверь. — Не открывается. Замок заклинило.

— Меня ранили, — раздался жалобный стон Герпы.

На его животе расплывалось кровавое пятно. Герпа учащенно дышал, прижимая рану левой рукой. Правая, в которой был наган, дрожала мелкой дрожью.

— Дай гляну, — Ржавый приподнял окровавленную руку Герпы. — М-да, дело плохо…

— Я умру? — сипло произнес раненый.

— Что ты! Еще сто лет проживешь!

Конечно же, он врал.

Тут Мона повернулся направо и замер соляным столбом.

— М-м-мертвяк, — проскулил он.

Он увидел труп водилы грузовика. Вернее, то, что от него осталось. Торс с окровавленной головой и обрубками рук.

— Это тот, кто за рулем был. Его тушканчики обглодали, — пояснил Остап.

— Лютый, что ли? — сообразил Ржавый.

— Наверное.

Мона навел пушку на труп водилы.

— Ты что творишь, дурак? — осадил его Ржавый.

— Но в-в-ведь он может вос-с-стать.

— Опусти ствол! У нас патронов раз-два и обчелся.

— А если он станет з-з-зомби?

— Вот тогда ты его и завалишь.

Громыхнули еще несколько выстрелов. Враги, по-видимому, стреляли для устрашения.

— Ну что, Ржавый, чья взяла? — раздался голос Фунта.

— Еще не вечер!

— Нас и