Анаис с трудом удержалась, чтобы не броситься на него за то, что он осмелился сделать такое заявление.

– Он маленький мальчик, Дарио. Ему непонятны твои игры. Он не заслуживает жестокости.

– Он – Ди Сионе, – возразил Дарио. – Справится.

Смех Анаис был вызывающе насмешливым.

– Как справился ты сам, хочешь сказать?

Это не понравилось Дарио.

– Если не уйдешь сию минуту, Анаис, я выкину тебя на улицу, – угрожающе прошипел он. – Мне безразлично, какое фото появится на первой странице завтрашней газеты.

Она не поверила, но решила не дразнить Дарио. Склонив голову, Анаис проскользнула мимо него к двери.

– Запомни эти слова, – предупредила она, напомнив, что идет война. Пускай она противилась этому всей душой, но не Анаис первая начала военные действия. Дарио успел даже взять заложника – единственное существо в мире, которого Анаис любила безоговорочно. У нее не осталось выбора. – Ты горько пожалеешь.

Пожалеть Дарио пришлось о многом уже в ближайшие несколько дней.

Прежде всего о том, что он вообще осуществил свой план. Ему стоило бы прислушаться к предупреждению Анаис о том, как поведет себя ребенок, вырванный из привычного окружения и разлученный с единственным родителем, которого он знал с рождения.

Кроме того, Дарио не учел, что насильственное переселение пятилетнего малыша в новую среду не произойдет гладко и безболезненно. Общий генетический материал не имел для мальчишки никакого значения. Впрочем, насколько он помнил, родственные гены мало что значили для близнецов Дарио и Данте. Вероятно, стоило хорошо подумать, прежде чем действовать.

Дарио снова наступил на те же грабли. Ситуация слишком напоминала его приход в «АЙС». Не раздумывая, в отчаянном порыве он сжег мосты – бросил жену, брата, прежнюю компанию – и только тогда обнаружил, что владелец «АЙС» нечист на руку и замешан в сомнительных операциях, о чем подозревал и предупреждал Данте.

Дарио сомневался, что к пятилетнему ребенку применимы те же меры, что к реорганизации новой компании. Несколько лет он потратил на перестройку, отстранил от дел прежнего директора, лишил права голоса, а потом уволил окончательно. Проведя с ребенком всего несколько дней, Дарио пришел к выводу, что лишить малыша права голоса – бессмысленная затея.

– Хватит, – сказал он однажды утром, прекращая очередной скандал. Пока няня беспомощно заламывала руки, Дамиан схватил со стола бесценную бронзовую статуэтку, стоимостью двести пятьдесят тысяч долларов и швырнул, целясь в голову Дарио. Конечно, он промахнулся на милю, но его намерения были очевидны. Теперь тяжелая фигурка торчала из паркетного пола, как наконечник боевой стрелы.

– Хочу к маме, – заявил мальчуган, скривив лицо – точную копию детских фотографий Дарио и Данте, за исключением темных глаз, доставшихся ему от Анаис. – Ты сказал, что она скоро придет, а она не приходит. – Его нижняя губа подозрительно дрожала.

– Она скоро будет здесь, – соврал Дарио. Ложь последнее время давалась ему легко. Когда он этому научился? Вероятно, он так же легко обманывал и себя.

– Мне здесь не нравится, – сообщил ребенок, не то чтобы жалуясь, а скорее для информации. – Хочу домой.

– Что, если это твой новый дом?

Большинство жителей Нью-Йорка пали бы ниц прямо на горячий асфальт только за возможность заглянуть внутрь знаменитого дома в стиле ар-деко у Центрального парка, связанного с именами богатых и знаменитых, живших здесь в разное время, а многие пошли бы на убийство ради того, чтобы на пять минут подняться в эксклюзивные апартаменты Дарио Ди Сионе и не только ради великолепного вида из окон.

Пятилетний малыш, возможно, его плоть и кровь, огляделся вокруг с равнодушным видом, сморщил нос и пожал плечами.

– Здесь неплохо, – заключил он, – но лучше, если здесь будет мама.

Дарио поймал взгляд няни и отпустил ее кивком головы, потом повернулся к Дамиану.

– Должен тебе кое-что сказать, – начал он, чувствуя себя идиотом – жалким комическим злодеем из мультфильма. Правда, у него не было маски, чтобы спрятать лицо. – Я твой отец.

Дарио не знал, чего ожидать: возможно, какой-то драматической сцены, как в кино. Утром ребенок швырнул в стену дорогую тарелку со стола, потому что хотел на завтрак другую кашу. Новость о том, что у него есть отец, должна вызвать… реакцию.

Дамиан и бровью не повел, словно речь шла о погоде за окном.

– Знаю, – сказал он, явно считая замечание лишним и даже глупым. – Мама говорила мне. Она позволила поставить твою фотографию возле кровати.

– Ты знал? – Потрясенный, Дарио не сразу осмыслил конец фразы.

– Она сказала, что у тебя очень важная работа. Ты занят, поэтому не приходишь домой. – Устав стоять спокойно, Дамиан поерзал, без видимой причины поднял руки над головой и стал подпрыгивать на одной ноге вверх-вниз без устали. – Скоро мама вернется?

– Скоро, – рассеянно ответил Дарио. Он тщетно пытался осмыслить то, что услышал. – Ты все время знал, что я твой отец? Даже в школе?

– Конечно. – Дамиан перестал прыгать и посмотрел на Дарио, как на недоумка. – Мне не разрешают уходить с незнакомыми. – С этими словами он влез на диван, используя его как батут, и громко запел песенку со словами, похожими на собачий лай.

Дарио сидел как громом пораженный. Комок в груди мешал ему дышать. Анаис дала ребенку его фотографию. Значит, она не скрывала его отцовство? «Что, если ты ошибаешься?» – спросила она. По правде говоря, Дарио никогда не испытывал сомнений. Конечно, Анаис отрицала факт измены, как иначе? Но Данте промолчал, и его молчание было красноречивее любых слов. Какой смысл брату-близнецу лгать об интимных отношениях с женой Дарио?

Однако поведение Анапе оставалось загадкой. Зачем было говорить малышу об отце? На ее месте Дарио никогда бы так не поступил: сделал бы вид, что ее не существует. Он признался Анапе, что будет считать себя монстром, если ошибся. Вдруг Данте солгал и Дарио сделал неправильный вывод? Тогда все эти годы после злополучного эпизода в его квартире…

Дарио знал, что это невозможно. Как бы ни складывались отношения, Данте никогда не лгал ему. Тем не менее Дарио чувствовал себя монстром.

– Как я мог? – прошептал он, стараясь решить головоломку. Как уместить в голове, что чистая, невинная Анапе, за которой он ухаживал в Колумбийском университете, спала с его братом? Со временем Дарио придумал объяснение: Анапе так нуждалась в любви и ласке после несчастливого детства, что одного мужчины ей не хватало. Он поверил в собственную версию. Но его фотография у постели ребенка никак не вписывалась в образ распутной женщины. Дарио совершенно запутался и находил это невыносимым. Еще неделю назад все было ясно: предав его, Анапе сама выбрала свою судьбу. Он застал ее на месте преступления. Как знать, возможно, она обманывала его с самого начала?