Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джеймс Комер является новатором одной из самых успешных в стране программ школьной реформы. Снова и снова тщательная реализация его стратегий превращает плохие общеобразовательные школы в выдающиеся школы, обладающие огромным ростом в результатах тестов учеников. Комер знает, что ученики из малообеспеченных меньшинств могут страдать, помимо прочего, от угрозы идентичности, которую я описываю. Чтобы облегчить ее, он иногда дает им простой совет. Если происходит нечто, что может отражать предубеждение или несправедливость против людей из их района, он говорит, что им не следует обращать на это внимание. Если это случится снова, он говорит им, что им не следует обращать на это внимания. Если это происходит в третий раз, он говорит им, что они должны поднять всех на ноги и сообщить о проблеме.
Совет Комера – это стратегия вероятностей. Есть шанс, что первый сигнал, который может быть признаком расовых или классовых предрассудков, не является таковым. Я помню, что мы с Джимом размышляли, строя предположение: были ли 30 процентов первых сигналов невинными? А остальные 70 процентов? Изменился ли этот процент в дальнейшем? Невозможно получить точную цифру. Что мне понравилось в совете Комера – это то, что он был показательным в плане психической нагрузки учеников. Он сказал о том, что этот факт представлял собой, по большей части, беспокойство, порожденное двусмысленностью, беспокойство, как их класс и раса повлияют на суждение о них, беспокойство о личной идентификации. Если у них получалось его подтвердить, то это повышает порог того, насколько стоит беспокоиться о двусмысленности. До тех пор, пока все не станет яснее, они могут отодвинуть опасения по поводу идентичности на второй план.
По большей части это является угрозой, которая позволяет данной идентичности вторгнуться в нашу целую идентичность. Мои примеры показывают это по отношению к серьезным угрозам: возможная потеря работы, социальное отторжение, публичный конфуз и тому подобное. Но насколько серьезные идентификации необходимы для того, чтобы сделать идентичность центральной для нашего функционирования? Одна из наиболее выдающихся исследовательских традиций в социальной психологии последовательно иллюстрирует эту противоположность: даже самых минимальных угроз идентичности достаточно, чтобы заставить нас думать и вести себя как член группы.
Летом 1969 года вскоре после получения должности профессора в университете Бристоля в Англии, всемирно известный социальный психолог Анри Тэджфел с помощью М. Биллига, М.Г. Банди и К. Флэмента разместил восемь групп мальчиков общим количеством шестьдесят-четыре человека в возрасте четырнадцати-пятнадцати лет в своей новой лаборатории в Бристоле. Они сказали мальчикам, что эксперимент направлен на визуальную оценку их знаний, и попросили их оценить количество точек в скоплении из сорока точек, которые мелькали на экране перед ними. На основании их оценок, каждому мальчику было сказано, что он либо «переоценщик», либо «недооценщик». Фактически ярлыки навешивались случайным образом.
Далее мальчиков отвели в отдельные кабинки и попросили двум другим мальчикам назначить баллы стоимостью в небольшую сумму денег. Для выполнения этих заданий им была дана таблица распределения выбора. Каждый выбор был настроен так, чтобы он давал одному мальчику больше очков, чем другому мальчику. Будут ли ребята благосклонны к мальчикам в своей группе, хотя их группы «переоценщиков» и «недооценщиков» были по существу бессмысленными?
Тревожный ответ – да. Когда мальчики выбирали распределение между двумя другими в их собственной группе, они распределяли очки настолько равно, насколько позволяла таблица выбора. Но когда ребята распределяли деньги между мальчиком в их собственной группе «оценщиков» и мальчиком в другой группе «оценщиков», они неизменно отдавали предпочтение мальчику из своей группы. Они дискриминировали в пользу даже этой минимальной идентичности.
Второе исследование разделило еще одну группу мальчиков аналогичного возраста на группы на основе их выбора картины: либо Клее, либо Кандинского, двух европейских художников начала двадцатого века, довольно схожих по стилю и технике живописи. И вновь мальчики совершили свои распределения. Но на этот раз ребят заставили выбирать общую стратегию распределения очков: распределить очки поровну между мальчиками двух групп, максимально увеличивать финальную прибыль мальчиков из обеих групп или максимально увеличивать прибыль мальчиков из своей группы относительно мальчиков из другой группы, даже если таким образом мальчик из их группы получит меньшую прибыль по сравнению с беспристрастной стратегией выбора.
И снова мальчики совершали дискриминирующий выбор. При выборе между максимальным доходом для обоих мальчиков и максимальным доходом одного мальчика относительно мальчика из другой группы они добивались максимального преимущества мальчика из собственной группы, даже когда такая стратегия давала этому мальчику меньше денег, чем он получил бы при более справедливом распределении. Мальчики из Оксфорда были соревнующейся с ними партией. Они пожертвовали доходом ради преимущества группы, хотя та группа, которой они стремились принести преимущество, составлена действительно на случайной основе.
И если вы думаете, что только молодежь Оксфорда будет вести себя таким образом, важно подчеркнуть, что за тридцать пять лет с тех пор, как эти выводы были впервые опубликованы, они были воспроизведены более тысячи раз, в сотне различных примеров людей в десятках стран. Не существует вида личности или нации, где люди проявили бы невосприимчивость к минимальному влиянию группы, как оно сейчас называется.
Почему мы так легко совершаем дискриминирующий других выбор? Тэджфел и его ученик Джон Тернер дали простой ответ: из-за нашей самооценки. Мы хорошего мнения о нашей группе, и хорошо думаем о себе, даже если группа минимальная, проходная вроде группы «недооценщика точек».
Когда группа более важна, например, как наша средняя школа, процесс еще проще. Мы составляем хорошее мнение о своей школе, чтобы быть высокого мнения о себе. Это работает со всеми видами групп и объединений – наш район, наш город, возрастная когорта, уровень доходов и так далее. И полюбив нашу группу как часть любви к себе, мы как раз могли бы благоволить к членам нашей группы больше, чем к членам других групп – из-за потребности в самоуважении, развитии группового фаворитизма. Так случилось бы без нашего осознания. Но, кажется, это происходит само собой.
Эксперименты Тэджфела и его коллег зафиксировали несколько глубоких моментов, которые не были очевидны при взгляде невооруженным глазом: наша потребность в самоуважении была достаточно мощной, чтобы заставить нас заботиться даже о тривиальных групповых идентичностях; мы можем дискриминировать других людей, о которых мы ничего не знали кроме того, что они не были членами группы, частью которой мы были, даже когда группа была банальной; и все это верно практически для всех на земле (хотя есть доказательства, что это менее верно для людей из коллективных обществ).
Как легко воспламенить человеческую предвзятость! Ничего особенного не требуется ни от исполнителя, ни от жертвы. Обычного человеческого функционирования – поддержания самооценки – достаточно. Произошло откровение о человеческой психике.