Машины чуть двинулись к перекрестку с Вестерн-авеню, и стеклянная жилая высотка заслонила от меня Кэтрин. Я ехал в плотном потоке, и нас всех заливал солнечный свет, кишащий мухами. Странно, но я почти совсем не ощущал беспокойства. Дурное предчувствие, висевшее надо мной, подобно светофорам, в мои прежние выезды на автострады, пропало. Присутствие Воэна где-то рядом со мной на переполненных мостовых убеждало меня, что можно отыскать ключ к грядущему Автогеддону. Сделанные им фотографии половых актов, кусков радиаторных решеток и приборных панелей, единения локтя с хромированной рамой, влагалища – с приборами демонстрировали возможности новой логики, даруемой развивающейся технологией, коды нового союза чувства и возможностей.

Воэн меня напугал. То, как грубо он манипулировал Сигрейвом, играя на жестоких фантазиях травмированного на голову каскадера, ясно показывало: он пойдет на все, чтобы извлечь пользу из любой ситуации.

На перекрестке с Вестерн-авеню движение ускорилось, и я свернул на север на первом правом повороте к вокзалу Дрейтон-парк. Дом нависал надо мной вставшим на попа стеклянным гробом. Загнав машину в подземный гараж, я беспокойно метался по квартире, ища блокнот, в котором Кэтрин отмечала телефонные звонки. Я хотел перехватывать сообщения от ее любовников – не из сексуальной ревности, а потому что ее романы шли вразрез с чем-то, что замыслил для всех нас Воэн.

Кэтрин продолжала относиться ко мне с великодушием и любовью. Она настаивала на моих встречах с Хелен Ремингтон – мне порой казалось, что она готовит почву для бесплатных консультаций с явными лесбийскими оттенками по поводу неясных гинекологических жалоб; у межконтинентальных пилотов, с которыми она браталась, было, наверное, больше болезней, чем у запуганных иммигрантов, осаждающих бюро Хелен Ремингтон.

Разыскивая Воэна, я все утро мотался по дорогам вокруг аэропорта. Я торчал на смотровой площадке Океанского терминала, надеясь увидеть, как Воэн преследует приехавшую поп-звезду или политика.

Вдалеке машины лениво ползли по открытому полотну эстакады. Почему-то вспомнилось: Кэтрин однажды сказала, что не успокоится, пока не свершатся все мыслимые в мире акты совокупления. Где-то в этом сплетении бетона и стали, в тщательно размеченном ландшафте дорожных указателей и вспомогательных дорог, статуса и потребления, Воэн разъезжал посланником в своем автомобиле, выставив локоть со шрамами в окошко, носился по автомагистралям в грезах о насилии и сексуальности.

Отказавшись от попыток его найти, я поехал на студию в Шеппертон. Въезд перегородил большой грузовик-эвакуатор. Водитель, высунувшись из окна, орал на двух охранников. На платформе эвакуатора стоял черный седан «Ситроен-палас» – длинный капот был смят в лобовом столкновении.

– Ужасный автомобиль. – Рената появилась из солнечного света, когда я припарковался. – Джеймс, это ты его заказал?

– Он нужен для фильма Тейлор – вечером будут снимать сцену аварии.

– И она поведет эту машину? Да быть не может!

– Она поведет другую – а эта будет в кадрах после аварии.

Позже, вечером, я припомнил изуродованное тело Габриель, когда глядел через плечо гримерши на чарующую фигуру киноактрисы, сидящей за рулем разбитого «Ситроена». С почтительного расстояния на нее смотрели звукооператоры и осветители – совсем как очевидцы настоящей аварии. Гримерша, изящная девушка с бодрым чувством юмора – в отличие от медсестер травматологического отделения, коллегой которых в некотором смысле была – потратила больше часа на фальшивые раны.

Актриса неподвижно сидела на водительском сиденье, пока ей накладывали последние кружева крови, красной вуалью опускавшейся со лба. Изящные кисти и предплечья были покрыты синими пятнами искусственных синяков. Тейлор уже приняла позу жертвы аварии и слабыми пальчиками трогала карминные полоски грима на коленках; бедра были чуть приподняты над сиденьем, словно не желая касаться какой-то слизистой.

В бардачке под помятой приборной панелью лежали пыльные замшевые женские перчатки. Представляла ли загримированная актриса, сидя в машине, жертву настоящей аварии – домохозяйку из пригорода или, скажем, стюардессу «Эйр Франс»? Подражала ли инстинктивно позе израненной женщины, преломляя в своей величественной личности травмы обычной аварии, подлежащие скорому забвению пятна крови и швы? Она сидела в поврежденной машине, как божество на алтаре, политом кровью какого-то бедняги из ее паствы. Даже стоя за спиной звукооператора, в двадцати футах от машины, я видел, как уникальные очертания фигуры и личности актрисы меняют искореженный автомобиль. Левую ногу она поставила на землю; стойка двери изгибалась сама и изгибала приборную доску, чтобы не задеть колено – словно вся машина почтительно деформировалась вокруг женского тела.

Звукооператор развернулся на каблуках, зацепив мой локоть микрофоном на штативе. Пока он извинялся, на меня наткнулся привратник в форме. На противоположном углу выстроенного для натурной съемки перекрестка разгорелась перебранка. Молодой американец – ассистент продюсера – нападал на черноволосого мужчину в кожаной куртке и пытался отнять камеру. Солнце блеснуло на линзе трансфокатора, и я узнал Воэна. Опираясь на крышу второго «Ситроена», он уставился на продюсера и прикрывал камеру рукой в шрамах. Рядом, на капоте машины, сидел Сигрейв. Его обесцвеченные волосы были собраны в пучок на макушке, а поверх джинсов он надел женскую светло-коричневую замшевую куртку. Под красным свитером с высоким воротником хорошо набитый бюстгальтер образовывал контуры больших грудей.

Сигрейв был уже загримирован под актрису; тени и густой слой пудры затемнили его бледную кожу. Опрятная женская маска напоминала кошмарную пародию, куда более зловещую, чем все косметические раны, нанесенные сейчас на лицо актрисы. Я понял так, что Сигрейв в парике поверх блондинистых волос и в одежде, как у актрисы, поведет невредимый «Ситроен» навстречу столкновению с третьей машиной, в которой будет манекен любовника актрисы.

Сигрейв, наблюдающий за Воэном из-под своей жуткой маски, выглядел так, словно уже пострадал в столкновении. С накрашенными губами, он напоминал пожилого трансвестита, застигнутого пьяным в будуаре, и хмуро смотрел на Воэна, будто тот заставлял его каждый день наряжаться в такую пародию на актрису.

Воэн договорился с ассистентом продюсера и охранником, и камеру отдавать не пришлось. Он дал Сигрейву сигнал и бочком двинулся к производственному отделу. Когда я подошел, Воэн поманил меня, включая в ближний круг.

Забытый Сигрейв сидел в «Ситроене», похожий на безумную ведьму.

– С ним все в порядке? Нужно было его сфотографировать.

– Я сфотографировал – само собой.

– Он в состоянии вести машину?

– Пока она едет по прямой.

– Воэн, отведите беднягу к врачу.

– Это все испортит. Да и времени нет. Хелен Ремингтон его осматривала. – Воэн отвернулся от съемочной площадки. – Она поступает в Лабораторию дорожных исследований. На этой неделе там день открытых дверей – пойдем все вместе.