а ведь они могли б ещё 100 лет прожить.

А где-то высоко в кремлёвских кабинетах

французским коньяком размешивали кровь

российский президент с чеченским моджахедом,

навеселившись, власть и выпивают за любовь.

Я воин, не поэт: не рассказать словами,

как раненый в бою товарищ умирал

и пусть мой автомат ответит трассерами

за смерть моих друзей, которых я терял...

Потом Виктор спел ещё несколько песен и расстались мы с ним очень тепло. После обеда в полку произошёл смешной случай. Я сидел в салоне и спокойно пил чай, когда на переднем крае вспыхнула сильнейшая стрельба, причём било несколько сотен автоматов. За стенками салона послышался шум, беготня и возбуждённые крики. Выскочив на улицу, предполагая, что боевики предприняли мощную атаку на батальоны, но все смотрели вверх и тыкали пальцами в небо, что-то показывая там другим.

- Боря, ты чего не стреляешь? – Ко мне подскочил возбуждённый Бородуля. – Бей, это духи что-то запустили.

Действительно, по небу, на большой высоте, со стороны цементного завода медленно летел

странный летательный аппарат, не похожий ни на что, что мне приходилось видеть.

- Боря, ну чего стоишь? Разворачивай противотанковую установку и сбивай. Пехота ведь не собьёт. – Летательный аппарат пролетел уже достаточно вдоль нашего переднего края, и стрельба с первого батальона уже переместилась в третий, но без ущерба для объекта.

Я ещё раз бросил оценивающий взгляд в небо и разочаровал товарища: - Нет, Коля, не буду стрелять. Во-первых: угол возвышения очень большой – установка не подымет пакет на такой угол, а во-вторых – высоко, не достану. – Коля огорчённо вздохнул и мы с сожалением проводили взглядами летательный аппарат, который скрылся в стороне Грозного. Через десять минут нас срочно в штабе собрал командир полка и возбуждённо отругал за то, что не смогли сбить самолёт духов.

- Весь полк стрелял и сбить не смогли, - бушевал командир полка, - Микитенко. Ну, а ты то ПВОшник, тебе сам бог велел сбить. Почему твои не стреляли?

Володя спокойно поднялся и улыбнулся: - Товарищ полковник, это был наш разведывательный, беспилотный аппарат, который возвращался из тыла боевиков. Кстати, для информации, это единственный аппарат на все Вооружённые силы.

Мы, в безмерном удивлении, уставились на начальника противовоздушной обороны. Не меньше нас был удивлён и командир полка: - А почему, если ты это знал, никого не предупредил?

- Да меня самого предупредили, за полчаса до пролёта, только своих и успел предупредить.

Но всё равно судьба этого самолёта была печальной, во второй полёт его сбили боевики и он упал на территорию контролируемую боевиками.

По приказу группировки, наш дивизион перекинули восточнее Старых Атагов, чтобы они с того направления поддерживали действия другого полка, в то же время работали и в интересах нашего полка. Если раньше дивизион и лагерь ВВ, как бы своими позициями прикрывали тылы полка, со стороны птицефабрики, то теперь образовалась брешь, в которую боевики могли спокойно проникнуть и пройти до РМО и ремонтной роты. Это и предопределило перемещение противотанковой батареи на новые позиции. Взвода были растянуты через поле и развёрнуты фронтом в сторону цементного завода. На левом фланге, в ста метрах от зелёнки, встал первый взвод, а третий взвод я поставил у дороги, почти впритык к тылам РМО. Второй взвод естественно посередине, и свой салон поставил между первым и вторым взводами, так чтобы во время ночных дежурств мои офицеры и солдаты тоже перекрывали часть пространства. Таким образом, батарея была растянута на фронте в восемьсот метров и контролировала поле впереди нас и сзади. Правда, поля с осени были засеяны и озимые поднялись до колен, что снижало эффективность наблюдения в ночное время, но погода стояла отличная, ночи были ясные, звёздные и луна светила как хороший фонарь. В небе постоянно висели осветительные снаряды, мины или ракеты, а дежурный самолёт, пролетая над нашим полком, высоко в небе выбрасывал до десятка осветительных бомб, которые очень медленно спускались к земле и освещали местность в течении нескольких минут. Как только они гасли, самолёт возвращался и выбрасывал очередную порцию бомб. Всё это создавало благоприятные условия для ночных дежурств. Так получилось, что в первом взводе оказалось три контрактника, а в третьем два. Как специалисты, как водители они были неплохие, но как бойцы к ним был ряд вопросов. Люди в возрасте, многие имели семьи и они не горели желанием идти в бой - боялись за свои жизни. Солдаты срочники, в отличие от них, более философски смотрели на эти вещи: прикажут – пойдём в бой, не прикажут – всё равно пойдём, не воюем – значит можно расслабиться. Поэтому ночью, сколько я ни бился, солдаты-срочники спали на постах, а контрактники наоборот - стояли насмерть.

К ним ночью лучше не ходить – застрелят от страха. И я не ходил ночью с проверкой в первый взвод, зная что там всё в порядке, но зато регулярно проверял второй и третий взвода.

На второй день, как только мы расположились на новом месте, после обеда в зелёнке на старом месте арт. дивизиона внезапно вспыхнула стрельба, которая продолжалась в течение

несколько минут. Мгновенно развернули в ту сторону первый и второй взвод. Быстро вооружившись пулемётом, вместе с Кирьяновым двинулись на разведку в сторону зелёнки, взвода оставили на местах с целью, если подвергнемся нападению, прикрыть нас. Настороженно приблизились на сто метров к зелёнке, остановились: ничего не выдавало присутствия среди деревьев людей.

- Алексей Иванович, ну-ка с подствольника прощупай кустарник, - Кирьянов вскинул автомат и выстрелил из подствольного гранатомёта: граната, прочертив геометрически правильную дугу, упала в центр кустарника и взорвалась.

- Молодец, Алексей Иванович, чётко гранату положил, - я повернулся к замполиту и в этот момент увидел, как пуля тонко чиркнула кожу на левом виске Кирьянова, образовав достаточно длинную и глубокую царапину, из которой обильно потекла кровь.

Не раздумывая, мы присели в озимых и открыли огонь по зелёнки, дав