девчонка не стоит внимания, она горазда только на выдумки и бездумные выходки. Где это видано, чтобы Круг Птиц предупреждал маленькую дуреху, а Сильнейшей достался лишь отзвук? — и, раздраженно махнув рукой, отослала внучку.

Оставшись одна, девушка зарыдала.

— Почему ты молчал, не позвал меня? — вырвалось у нее, и на миг она почти возненавидела брата. Что он сделал? Неужто отказался от сестры, решив, что та бросила?

— Я бы вернулась, — бормотала девушка, глотая слезы. — Я бы исправила всё… Почему ты не захотел?

**

Дорога от Тейит

Постепенно туман уходил, окутывал путников лишь по утрам и по вечерам. Грис — черная с подпалинами, со смешным именем Перепелка — оказалась на диво послушной, и, в общем, сидеть на ней было почти удобно. Через неделю пути мышцы почти перестали болеть. Мошкара не мешала — трава хола наконец стала расти вокруг, ее сока хватало надолго. Этот путь был совсем не похож на тот, что проделал в Тейит вместе с отрядом Элати. Сейчас полукровку окружали спутники по большей части доброжелательные, а с безразличными они друг другу не мешали. Ему даже не хотелось уже узнавать, зачем он понадобился в Долине — меньше знаешь, душевное расположение лучше.

Огонек пристрастился слушать разговоры старших товарищей — по вечерам те часто собирались, рассказывали разное, вспоминали. Все интересно было узнать, откуда шрам — знак на щеке и Кави и у Тилави — через все лицо?

Охотничьи байки слушал с неослабевающим интересом, про древние похождения разных людей, оставшихся в памяти — тоже. А вот про юг — не любил. Про стычки с югом в до сих пор не поделенных землях слушать едва — едва мог — казалось, наизнанку кто Огонька выворачивает.

Ну зачем, хотелось взмолиться. Зачем нести самое тяжкое сюда, где так хорошо и уютно?

Хотя совсем уж беспечальной дороги все равно не вышло.

— Что-то не так? — сказал Огонек, пытаясь лепить из глины фигурку кессаль. Кави присел рядом, попросил показать фигурку, кивнул одобрительно.

— Лачи упомянул сегодня при нас…. Ты слышал, что двое его племянников, близнецы, отправлены были заложниками на Юг. Девушка вернулась — к Лачи прилетел голубь с известием.

— Он нас отыскал? — удивился мальчишка.

— Мы проехали одну из деревень с голубятней Хрустальной ветви, воздушная почта у них как грибница — незримо повсюду, только не под землей. Айтли, Этле — ведь Ила была и их нянькой тоже. Лачи сказал, что слухи дошли — его племянника убили южане в так называемом Круге, узнав про смерти в Долине. Быть может, ты знаешь. Любимая их забава… Не знаю, что пришлось ему перенести. Лачи сказал… Ладно, неважно. Хоть девочка сумела сбежать, не хочу и думать, что с ней бы сделали.

— Ясно, — совсем тихо сказал Огонек. — Я видел… их Круг. Но там были только Сильнейшие…

День, когда Огонек впервые взял в руки чекели, внезапно выдался солнечным, особенно лучистым казался из-за прошедшего слепого дождика — и радуги на полнеба.

— Почему? Это же оружие юга, — бормотал Огонек, поворачивая так и эдак прозрачный золотистый кристалл в палец длиной.

— С северным ты не управишься. Твой “ведущий” — южанин, — улыбнулся Хараи, который и вручил Огоньку кристалл.

— Но как ваши мастера изготовили такое оружие? — недоверчиво спросил подросток.

— Что ты, наши бы не сумели. Но мы хорошо заплатили одному южанину в Чема.

— А! — Огонек приложил чекели к глазам, пытаясь разглядеть сквозь него радугу.

Было: за неделю до отъезда раздобыл в Ауста обломок уже истощенного Солнечного камня. Покрутил в пальцах кусочек, поглядел сквозь него на плывущее облако, когда прояснилось немного. Нет, не видно ничего. Досадно — мертвый камень, мутный уже. А живой — кто даст? Тогда мелькнула озорная мысль: Лачи благоволит к полукровке, если убедить, что очень нужно, может и не отказать… А тут вот — подарок.

Улыбнулся еще раз. Солнечный камень.

А имя его самого — Тевари, Солнечный тростник.

Попадать в цель с помощью золотого кристалла оказалось не так-то просто: Огонек упорно не мог получить убивающей молнии, а когда наконец получил, лишь слегка опалил лишайник на расстоянии пяти шагов от мишени. Не пострадал никто — рядом с Огоньком был только Хараи, а тот предусмотрительно стоял сзади.

— Мда… бросать дротики у тебя выходило не в пример лучше, — усмехнулся молодой охотник. Мальчишка смутился было, потом признался:

— Боюсь я этого. То есть камень красивый, даже лучше агатов, которые на прииске добывали. Приятно держать в руке, смотреть на него. А вот остальное…. В самом начале, когда меня выловили из реки, из вот такой красоты человека убили.

— И все-таки надо бы поучиться. С чекели себя защитишь вернее, чем с ножом или дротиком.

— Эх, — сказал Огонек. Постарался прогнать воспоминание о случае на реке, но память услужливо подсунула не менее неприятную картинку — взмах смуглой руки, и от зубьями торчащего пня остается лишь пепел.

По жилам разлилось тепло, его собственная рука стала легкой, и молния ударила в край мишени, вызвав одобрительный возглас Хараи. Огонек выругался, сам себя удивив, и опасливо отдал ему чекели.

Больше ничего не успели — Шику явился, радостный, будто жаворонок. Огонька всегда поражал контраст — светлое, беспечное существо был этот юноша — но с седыми висками. Что он пережил в прошлом, оставившее подобный след? И почему по-прежнему весел?

Это просто шутка природы, рассмеялся Хараи, к которому, смущаясь, обратился Огонек за ответом. Таким он родился…

До полуночи болтал с Шику — молодой северянин старался развеселить полукровку, и это ему удалось. Он умел показывать разные штуки — раковинка цветная невесть куда девалась из его ладони и оказывалась почему-то в поясе у Огонька. Или два конца разорванной веревки неожиданно срастались в одно. Силой тут и не пахло… но как же тогда получаются чудеса??

Утром полукровка заметил, что Лачи как-то особенно пристально смотрит на него. А ведь до сего дня в пути почти не уделял подростку внимания — по большей части погружен был в собственные думы.

Вскоре он подъехал к подростку поближе — тропа была узкой, и грис неторопливо шли почти в самом конце кавалькады, так, что никто не мог слышать разговора всадников.

— Не против побеседовать немного?

— Я готов. Но прошу, скажи, эльо, что будет в долине, куда мы едем.

—