Однако Тугулу не суждено было жить далее — через три дня он скончался от полученных ран.

Я пробыл пять дней в устье ущелья Патак, предавая земле останки погибших и оказывая помощь раненным.

В течении тех пяти дней я дважды получал неблагоприятные вести из Азербайджана, из которых явствовало, что падишах Азербайджана не только собрал значительное войско, но и захватил с его помощью немало земель, вплоть до самого города Рей, и если его не остановить, он может захватить все страны Джебеля и Ирака, земли Фарса и Гургана.

Тот человек полагал, что я нахожусь слишком далеко и не думал, что я могу скоро возвратиться назад из Рума, вообразил, что может завоевать весь мир, овладеть всеми его богатствами, что сколотив мощное войско, ему нет нужды далее испытывать предо мною страх, надеясь, что в случае войны, сумеет разбить меня.

Мне хотелось идти на Византию, однако «Аль-абд-йадбару ва Аллах-йакдару» (схоже с пословицей «Человек полагает, а Бог располагает), поэтому, вместо того, чтобы идти на запад, мне пришлось устремиться на восток для того, чтобы заняться Азербайджаном.

Я знал, что мне следует спешить и попасть в Азербайджан до наступления холодов, в противном случае, будет трудно надеяться на успешные боевые действия.

В течении тех пяти дней, проведенных нами в устье ущелья Патак, умерла часть из моих воинов, что были ранены, мы похоронив также и их, двинулись на восток через Диарбекир, чтобы оттуда попасть в Азербайджан.

Из Диарбекира в Азербайджан ведет несколько дорог, я выбрал ту, что ведет в долину Хой, это лучшая дорога, ведущая прямо в Тебриз.

Прежде, чем выступить в поход и пройти через то ущелье, я постарался, насколько это было возможно, вернуть жителям, в том числе и Сиджака, имущество, отнятое у них Тугулом.

По пути в Диабекир мне сообщили, что Йилдирим Баязид заболел и может умереть, если продолжит путешествие. Я согласился оставить его под охраной в Диабекире, после моего такого согласия мне передали от него следующее послание, написанное на персидском языке: «Я болен и знаю, что вскоре умру, ибо издревле повелитель, попавший в неволю, умирает в ней, и если не умру от болезни, тот от тоски наверняка. Великий эмир, не допусти, чтобы после моей смерти власть выпала из рук династии Османов. Единственная моя просьба, с которой я обращаюсь к тебе перед лицом приближающейся смерти, — пусть же мой сын станет моим преемником дабы не угас светильник нашего рода, горевший на протяжении веков. От имени сына я заверяю тебя в его безусловной преданности, в том, что он никогда не восстанет против тебя».

Я написал ответ Йилдириму Баязиду, который действительно был болен и не мог ходить, в нем я писал, что назначу его сына править Румом при условии, что он будет моим данником. Еще до того, как я дошел до Азербайджана, ко мне пришла весть о смерти Йилдирима Баязида, умирая, он завещал, в случае, если дам на то свое разрешение, похоронить его рядом с его предками, и я вновь дал свое согласие в ответ на такое пожелание.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Что я свершил и что видел в Азербайджане

Когда мы добрались в долину Хой, уже чувствовалось дыхание осени, а поскольку зима в Азербайджане наступает рано, я спешил еще больше, чтобы скорее попасть в Тебриз. Город Хой расположен на северо-востоке Сапмаса, на берегу реки, текущей из долины Хой на север и впадающей в знаменитую реку Араке. До вступления в Хой я слышал, что те места называют «иранским» Туркестаном. Причиной было давнее утверждение о том, что жители тех мест так же красивы как и жители Туркестана и что во всем Хое не встретишь некрасивых мужчин и женщин. Вступая в Хой, сдавшийся мне без боя, я всё ещё полагал, что молва о красоте его обитателей сильно преувеличена и им было далеко до красоты жителей Туркестана. На деле же, в Хое я не обнаружил ни одного некрасивого мужчины и ни одной некрасивой женщины, можно было подумать, что Господь, сотворяя тамошних жителей, замесил в их плоть саму Красоту. Я спросил представителей местной знати, откуда они ведут свой род и отчего так красивы их соплеменники. Они ответили, что происходят от китайцев, когда-то переселившихся из Китая в эти места, одной из причин своей внешней красоты жители Хоя считают то, что у них не приняты браки между близкими родственниками, потому что, как показывает опыт, такие браки приводят к рождению безобразных и кривых (т. е. одноглазых) детей.

Мужчины и женщины Хоя белолицы, причем белизна эта приятна на вид, кроме того, будучи в их городе, я обратил внимание на то, что нрав и характер их также заслуживает всяческой похвалы — во время разговора с их лиц не сходит улыбка. Ни в одной из областей Ирана, кроме Гиляна, я не встречал людей, обладавших столь же красивой внешностью, что и жители Хоя. Разница между Гиляном и Хоем заключается в том, что в Гиляне красивы не столь мужчины, сколь женщины, тогда как в Хое красивы без исключения представители обоих полов.

Когда я вступил в Хой, наступал сезон сбора винограда и груш, я слышал, что в этой местности произрастает особый сорт, называемый «грушами пророка», нигде в мире я не встречал груш, подобных хойским по размерам и сочности. Голодному человеку достаточно съесть одну такую грушу, чтобы почувствовать сытость. В Хое я видел сорт винограда, который вызвал мое удивление, ибо до того я не встречал такие крупных и таких красных плодов, каждая из тех алых виноградин была величиной с голубиное яйцо, превосходя рубин своей красотой и блеском. Чтобы не быть вынужденными прожевывать те крупные грозди, местные жители предпочитали просто выдавливать из них сок и пить его.

На моих глазах взяли кисть того винограда и выдавили из него сок, в результате его набралось на целый кубок, в который бросили кусочек льда. Я отпил и почувствовал, как прекрасен на вкус тот напиток.

Точно так же как когда-то красота гилянских женщин заставила меня бежать из того края, так и на этот раз, в силу той же причины, я не стал останавливаться в Хое больше, чем на один день, чтобы мои воины не испытывали волнения от зрелища красоты тамошних женщин, чтобы не ослабла войсковая дисциплина. Из Хоя я направился в Маранд, при приближении