теперь, я не могу. И твое «Солнце мертвых» именно и чудесно твоей беззлобностью. Я теперь спокойна и знаю, что ты меня вполне понял в моем отказе от темы.

Ванечка, я скажу тебе, что все этих Горянских, Сургучевых и иже с ними — я презираю, и мне больно твое соприкосновение с этой братией, но я именно так и объяснила, как и ты мне пишешь. Ты этим пренебрегаешь для более ценного. Так именно я поняла. Могут быть и по этому поводу разные мысли. Но не подумай, что я тебе навязываю свои. Никогда. И уже потому, что я слишком мало от тебя знаю о твоем. Ты тоже многое бы у меня понял, если бы заглянул в мою душу, скорбящую безмерно, особенно за последнее время. Я с июля не нахожу себе места. Знаешь: «век живи, век учись». Все новое и новое несет жизнь. И все еще мы ничего не знаем. Мои мрачные мысли прошлые, все то, что я сама знала опытом, о котором тебе и писала, оказались еще детской игрой с тем, что узнаёшь из жизни. И так близко, и больно, и верно узнаёшь. Ты м. б. прав, — Божья рука, Божья воля на все. И тогда спокойно. Иначе не прожить жизни. Мне, Ванечка, много хотелось бы тебе сказать о своих думах. Я молчала, чтобы тебя не тревожить, но ты спрашиваешь… Что же сказать мне? Разве опишешь?? Горько мне, а не умею. Молчу вот. А в душе, ох как много. Я жду твоих статей. Тогда мне легче будет м. б. сказать. Ты прочел на обратной странице твоей «обезьяны»?554 Да, вот так-то!

Но знаешь, Ваня, оставь пока ты все писанье. Умоляю тебя: думай только о здоровье. Не беги и сам на почту, погоди Анну Васильевну, не беда, если 1 день позже получу. Лежи и лежи. Ваня, голубчик мой, солнышко мое, не лучше ли тебе для режима в клинику лечь? Подумай! М. б. мне приехать? Ну, скажи. Не бойся моей болезни. Ну, лягу в клинику. Пройдет. А если провернусь, то сколько радости будет! Я не отойду от тебя. Я здоровая так-то. Распилась молоком так, что прошлогоднее платье переделывать надо — узко. Не скандал ли? Я бы тебя так пригрела! Ванюша мой родной. Ну, слушай, не пиши много. Потерпи! Душенька, мне пиши только открыточку, но почаще. Очень я томлюсь твоей хворью. М. б. Анна Васильевна напишет? Ваня, через Roussel я не могла бы послать висмут? Спроси! М. б. ты дашь мне адрес Елизаветы Семеновны на всякий случай. Я бы ее спросила о возможностях сообщения с Парижем — м. б. от них кто ездит. Или ты спроси ее. Ах, Ванюша, ты надорвал себя чтением. Это же ясно. И теперь опять кипятишься. Ну повремени немного. Оправься. У меня тоже тогда от лежанья ноги страшные стали. Не удручайся. Все пройдет, Ваня! Господь не оставит! Молись! Ах, какая сила молитвы! У Фасиного отца была тромбоза в сердце(!), он умирал почти (ему за 80 л.), пришел о. Дионисий помолиться. Я уговорила Фасю не бояться «напугать папу». Молились тихо, проникновенно. Причаститься папочка захотел (я его очень люблю, этого папочку Ф[аси]) и… со следующего дня стал воскресать! Доктор удивлен. Даже сестру милосердия отпустить позволил. А папочка уж глотать не мог. Все затекло у него. Я помню, как я преобразилась однажды в 40-м году. Даже жар спал с 39° на норму. И какая тишина и Вера. Ванечка, молись, солнышко. Попей святой водицы. Артоса возьми. Попроси Анну Васильевну с тобой тихонько помолиться. И да будет с тобой Его благость! Голубочек ты мой, радость моя. Страдалец! Ванечка, не томись. Статьями не томись! Не томись. Побереги себя! Обо мне не выдумывай глупостей. Верь и в меня, хоть чуточку. Ну, легче нам стало? Немножко! Да? Целую тебя, обнимаю нежно и крещу. Непрестанно с тобой. И помни, что сверх всего, всех «взглядов» и т. п. я люблю тебя, Душу твою бессмертную. И все остальное, как бы трепетно оно ни было, и как бы больно ни было — все же прах. Верь мне!

[На полях: ] Мама тебе шлет сердечный привет и желает здоровья.

Ванечка, я не вольна в бегонии, т. к. посылают то, что им удобней. Я просила розы. Целую тебя. Оля

221

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

3. XI.42

Милый мой Ванюшечка, как томлюсь я неизвестностью о твоем здоровье. Был ли ты снова у доктора? И что он сказал? Ваня, м. б. тебе нехорошо принимать висмут, т. к. (мне тут говорили в аптеке) он несколько «ядовит». М. б. именно этим свойством и объясняется его лаксирующее действие? Будь осторожен с лекарствами, — не принимай ничего без ведома врача. Я достала пока 120 g и при первой же возможности перешлю. Ванечек, скажи, дружок, хочешь, чтобы я приехала? Мне жаль упустить возможность, — наш друг мне поездку может устроить, — почти наверняка. Подумай только! Мне кажется, что я тебя бы смогла ободрить, смогла бы помочь тебе оправиться. Или я помешаю? Писать помешаю. Я мышкой бы притаилась. Я бы тебя покормила, поухаживала бы за тобой, больнушечка! Но я боюсь, что я навязчива, что ты не хочешь. Если бы этого чувства не было, то я бы давно уж собралась. Я сама — здорова, пока. И если бы Бог дал, так и осталось, то дорога ведь ничего не значит. Близко ведь! Я и сама бы показалась докторам в Париже — здесь я отчаялась что-нибудь у себя отыскать. Ну, как ты хочешь! Обо мне не волнуйся, ибо если бы я и заболела, то тогда обратилась бы у вас к специалистам и м. б. мне бы что-нибудь и сказали бы новое. Ах, Ванюша, какое было бы счастье мне за тобой поухаживать! Ты бы очень скоро восстановился. Я — строгая «сестрица». Но меня больные любили. Но не поеду, если ты не захочешь. Ну, крещу тебя, целую, и нежно обнимаю. Болей у меня опять давно нет. Не беспокойся. Будь здоров, мой ангел! Еще раз благословляю. Оля

222

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

4. XI.42

Милый мой Ванюша, радость моя!

Сейчас только получила твои письма от 29.XI… Ванюшечка, родной мой, я так за тебя скорблю. Но ты не отчаивайся, солнышко мое. Ваня, я все сделаю, чтобы быть у тебя. Это нужно, Ваня. Я обогрею тебя, я привезу тебе все, я успокою тебя. Я же безмерно люблю тебя, я