Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что касается королевских грамот, хитростью захваченных Хмельницким у Барабаша, то помянутые малороссийские летописи, хотя и называют их казацкими привилеями, но, по всей вероятности, тут речь идет главным образом о секретной королевской грамоте, относившейся к построению судов для Черноморского похода. Самовидец говорит только в этом смысле. По его версии, Хмельницкий послал к жене Барабаша с ключом от скрыни, а по Самоилу Величку шапку и хустку; у Грабянки прибавлен перстень. По летописи Величка, Хмельницкий рано поутру 7 декабря, перед бегством в Запорожье, заезжал к себе в Суботово и взял оттуда сына Тимофея; но источники и сам Хмельницкий в своих письмах с Запорожья утверждают, что Суботово было у него уже отобрано Чаплинским. Впрочем, из источников неясно: все ли суботовское поместье было отобрано или часть его с хутором Суботовкой. Самовидец говорит о пришедшей к Хмельницкому казацкой залоге с Томаковки (с. 7), а Грабянка о какой-то польской залоге в Запорожье (с. 40). Кунаков говорит, что с Хмельницким убежало 300 человек, что Потоцкий послал в погоню 500 черкас да 300 ляхов. (В каждом реестровом полку тогда предполагалось по 800 черкас и по 200 ляхов, всего 1000.) Хмельницкий склонил черкас на свою сторону, а поляков побил. Но в актах, письмах и польских источниках этого факта нет. У Величка (Т. I. С. 32–46) приведены письма или листы Хмельницкого к Барабашу, Шембергу, Потоцкому и Конецпольскому. Об изгнании Хмельницким залоги корсунцев с острова Буцка сообщает Машкевич под 15 февраля. Потоцкий в своем письме королю (Памятники, изд. Киев, ком. Т. I. Отд. 3. С. 8) говорит, что Хмельницкий начал бунт с 500 человек, которые и ударили на реестровую залогу, а количество людей, укрепившихся на острове Буцке, определялось в 3000. Но более вероятно следующее известие, приведенное в письме неизвестного поляка от 2 апреля: «Этого сброду на острове по крайней мере 1500 человек, потому что все пути заставлены, чтобы там не копились люди» (Ibid. С. 20). Он же сообщает, что неуплаченное за 5 лет реестровым казакам жалованье простирается до 300 000 злотых. Следующее письмо, от того же 2 апреля, подольского судьи Луки Мясковского к канцлеру Оссолинскому извещает о запасах провианта на острове и пороховом заводе и пророчески прибавляет: «Вот что наделала жадность полковников (конечно, поставленных поляками); война с ними (казаками) будет продолжительная и трудная» (с. 21).
Еще более разноречия и неясности представляют источники относительно переговоров Богдана с Крымом. Величко в разделах VII, VIII первой части подробно рассказывает о поездке его, пребывании в Бахчисарае, переговорах с мурзами и Ислам-Гиреем и об отпуске из Крыма. И эти факты доселе принимались историческими писателями на веру. Но само указанное время сей поездки, первое число марта, уже недостоверно: по другим известиям, Хмельницкий только что прогнал реестровую залогу и начал укрепляться на острове Буцке, а об его поездке в Крым они молчат (Памятники, изд. Киев. ком.). Летопись Грабянки упоминает о посольстве от Богдана в Крым, а не об его личной поездке (с. 41). Самовидец также говорит о «посланцах до хана Крымского» и взаимной присылке «знатных мурз до Хмельницкого» (с. 7). А эти летописи по своему происхождению старше Величка, который писал уже в XVIII в.; хотя он и ссылается на какой-то диариуш самого Хмельницкого, составленный им при посредстве своего секретаря волынца Самоила Зорки, а впоследствии переписанный гетманским канцеляристом Иваном Быховцем (Т. I. С. 54). Кунаков дает понять, что Хмельницкий сам не ездил в Крым, а посылал туда доверенных лиц; причем относительно татарчонка велел сказать его отцу, знатному мурзе, что отдаст ему сына без выкупа, если тот приедет сам. Мурза приехал, взял сына и договорился с Богданом о походе на весну (с. 280–281). Наконец, московские агенты дали знать московскому правительству из Крыма в апреле 1648 г., что к хану в Бахчисарай приехали четыре человека от запорожских черкас и просили о принятии в холопство и о помощи против поляков. Здесь также не говорится, чтобы Хмельницкий ездил сам к хану (Акты Юж. и Зап. России. Т. 3. № 172). В.Д. Смирнов в своем труде (Крымское ханство. С. 539), говоря об Ислам-Гирее, полагает, что Хмельницкий сам ездил в Крым. Но его источники этого не говорят. Однако слух о такой поездке, очевидно, в то время уже существовал. Это подтверждает и Павел Алеппский, который выражается в таком смысле, что сам Хмельницкий ездил к хану (Чт. Об-ва ист. и древн. 1897. Кн. 4. С. 10). О торжественном избрании Хмельницкого гетманом 19 апреля повествует тот же Величко, а другие источники о том молчат. Но по ходу событий видно, что именно около этого времени Хмельницкий начинает именовать себя старшим Войска Запорожского. Величко число собравшихся на раду определяет в 30 000; причем в поход на Украину решено отпустить с Богданом «Войска Запорожского конного не больше от осми или десяти тысяч». Судя по разным данным, первое число, вероятно, преувеличено втрое, а второе – вдвое.
Относительно сношений казаков с Владиславом IV, по-видимому, сам Хмельницкий измышлял разные вести. Так, в июне 1648 г. он поручает стародубцу Григорию Климову сообщить в Москве приказным людям, будто ляхи сами извели короля, когда узнали, что он посылал в Запороги грамоту к прежнему гетману (Барабашу), «чтобы сами за веру греческого закона стояли, а он-де король будет им на ляхов помощник. И тот-де королевский лист достался ему, Хмельницкому, и он-де надеяся на то, войско собрал и на ляхов стоит» (Акты Юж. и Зап. России. Т. 3. № 205. С. 216). Впрочем, у Альбрехта Радзивилла есть