Казалось, остров окутывала зловещая завеса, предвещавшая беду, и сердце Ядара упало, как свинцовое грузило уходит ко дну темной морской пучины. Когда галеру подтащило ближе к острову, Ядар как будто смутно различил на пляже людей, мелькнувших в просветах между волнами и вновь скрывшихся за пеной и солеными брызгами. Прежде чем он увидел их во второй раз, галеру с оглушительным грохотом и скрежетом швырнуло на риф, скрытый под стремительно несущимися волнами. Камни пропороли нос и днище, и, поднятое с рифов следующим валом, суденышко молниеносно заполнилось водой и затонуло. Из всех, кто покинул берега Орота, один лишь Ядар успел выпрыгнуть за борт, прежде чем галера погрузилась в воду, но, будучи не слишком искусным пловцом, он быстро ослабел и пошел ко дну, увлекаемый водоворотами этого жестокого моря.

Он лишился чувств, и в мозгу его навеки утраченным прошлогодним солнцем ослепительно сверкнул образ Далили, а вместе с ним яркой фантасмагорией промелькнула череда счастливых дней, закончившихся, когда он потерял ее. Видения померкли, и с отчаянным усилием Ядар очнулся, ощущая горечь морской воды во рту, ее неумолчный шум в ушах и ее стремительную темноту повсюду вокруг. И, немного придя в себя, он различил какую-то фигуру, что плыла рядом, и руки, что поддерживали его над водой.

Он запрокинул голову и как сквозь пелену увидел бледную шею, повернутое прочь лицо своего спасителя и длинные черные волосы, покачивающиеся на волнах. Коснувшись тела, он понял, что это женщина. И хотя и ошеломленный ударами волн, он смутно ощутил что-то знакомое и подумал, что где-то, когда-то очень давно, в прежней жизни, он встречал женщину с такими же черными волосами и с такой же линией щеки. Силясь вспомнить, он еще раз дотронулся до женщины и поразился странной холодности ее обнаженной кожи, но быстро забыл о своем изумлении, сражаясь с яростными волнами, которые, без сомнения, захлестнули бы его, если бы не бесстрашная пловчиха, которая его поддерживала.

Поистине сверхъестественными были сила и искусство этой женщины, ибо она с легкостью скользила по бурным волнам, которые то вздымались, то вновь опадали. Ядар, покоившийся на ее руке, словно в колыбели, с вершины вала увидел приближающееся побережье; и казалось, что ни одному пловцу, сколь угодно искусному, не под силу живым выбраться на каменистый берег сквозь эти бешеные буруны. Наконец обоих с головокружительной скоростью подбросило кверху, как будто прибой намеревался швырнуть их о самый высокий утес; но вдруг, точно укрощенная каким-то неведомым заклятием, волна медленно и лениво опала и откатилась назад, и Ядар со своей спасительницей, совершенно целые и невредимые, остались лежать на камнях.

Ни слова не говоря и даже не обернувшись, женщина поднялась на ноги и, знаком приказав Ядару следовать за ней, зашагала прочь в мертвенных синих сумерках, опустившихся на Наат. Ядар встал, двинулся за женщиной и тут услыхал странное зловещее песнопение, заглушавшее рев яростных волн, и увидел невдалеке странный костер из плавника. Женщина шла прямо на свет и голоса, целеустремленно, точно сомнамбула, и Ядар, чьи глаза уже привыкли к неверным сумеркам, увидел, что огонь пылает у входа в полузатопленную расселину между утесами, подступавшими к берегу, а за костром, словно высокие зловещие тени, темнеют силуэты поющих.

Из глубин его памяти всплыли слова капитана галеры о некромантах Наата и их чудовищных злодействах, а вместе с воспоминаниями нахлынули и дурные предчувствия. Даже самый звук этого мрачного песнопения, пусть и на незнакомом языке, казалось, леденил кровь в жилах и сковывал сердце могильным холодом. И хотя Ядар почти совсем ничего не смыслил в подобных вещах, ему почудилось, что слова эти обладают магическим весом и силой.

Выступив вперед, женщина низко, точно рабыня, склонилась перед поющими и покорно застыла. Люди, которых было трое, не прерываясь, продолжали творить заклятие, как будто не замечали присутствия Ядара, уже шагнувшего в круг света. Костлявые, как изголодавшиеся цапли, огромного роста, они походили друг на друга как братья; лица их были угловатыми, с темными провалами щек, а запавшие глаза можно было заметить лишь по красным искрам отраженного в их глубине пламени. И когда они пели, взгляды их точно устремлялись вдаль, к чернеющему морю и тому, что было скрыто сумраком и расстоянием. И Ядар, приблизившись к ним, мгновенно ощутил тошнотворный ужас и отвращение, как будто очутился в склепе, где торжествует всепоглощающее разложение.

Пламя взметнулось ввысь, извивающиеся языки его напоминали синих и зеленых змей, сплетающихся с желтыми змеями. И когда яркий свет заиграл на лице и грудях женщины, что спасла Ядара от смертоносных вод Черной Реки, он, впервые отчетливо разглядев ее, понял, отчего в его мозгу зашевелились смутные воспоминания, ибо то была не кто иная, как его потерянная любовь, Далили!

Позабыв и о мрачных колдунах, и о скверной славе острова, куда волны вынесли его, Ядар бросился обнять любимую, в исступленном порыве выкрикивая ее имя. Но она не ответила ему и на его объятие отозвалась лишь легким трепетом. И Ядар, жестоко ошеломленный и напуганный, ощутил мертвящий холод ее тела, сковавший его пальцы и проникший даже сквозь одежду. Смертельно бледны и безжизненны были уста, которые он целовал, и видно было, что дыхание не пробивается сквозь сомкнутые губы и не вздымает грудь, прижатую к его груди. В прекрасных, широко распахнутых глазах, устремленных на Ядара, он видел лишь пустоту забытья и бледную тень узнавания, словно у спящего, когда, на миг проснувшись, он вновь стремительно ускользает обратно в пучину сна.

– Ты ли это, о Далили? – спросил Ядар.

И она отвечала сонно, невнятно и безучастно:

– Да, я Далили.

Ядару, озадаченному этой тайной, иззябшему, измученному и истосковавшемуся, показалось, будто голос ее доносится из страны более далекой, чем весь тот утомительный путь, что ему пришлось проделать по всей Зотике в поисках своей нареченной. Страшась осознать перемену, произошедшую с ней, он нежно промолвил:

– Ты же знаешь меня, Далили, ибо я возлюбленный твой, принц Ядар, кто прошел за тобой полмира и переплыл ради тебя безбрежное море.

И она отвечала, точно опоенная зельем, бездумным эхом повторяя его слова:

– Я же знаю тебя.

Но Ядара не утешил ее ответ; и волнения его не успокоило странное эхо его собственных слов, которым она откликалась на все его ласковые речи и расспросы.

Он не услышал, что трое поющих прекратили свое колдовство; он позабыл даже о самом их присутствии. Крепко прижав любимую к своей груди, он стоял неподвижно, когда они подошли к нему и один из них стиснул его